История о пропавшем ребенке

Противоречивая характеристика, которую Мариароза дала отцу, соответствовала действительности. Шум в прессе вокруг имени Гвидо Айроты постепенно стих, и он вернулся к спокойной кабинетной работе, но репутация честного человека, оказавшегося виновным, или – кому как больше нравится – виновного человека, оказавшегося честным, осталась при нем. Я решила, что пора позвонить Аделе. Она ехидно поблагодарила меня за заботу и дала мне понять, что о жизни и учебе Деде и Эльзы ей известно больше моего. «У нас в стране, – посетовала она, – только и умеют, что оскорблять порядочных людей, хоть эмигрируй». Я попросила позвать к телефону Гвидо, чтобы поздороваться с ним, но она сказала, что он сейчас отдыхает и она передаст ему от меня привет. «Если Гвидо в чем и провинился, – с неожиданной злобой в голосе воскликнула она, – так только в том, что окружил себя молодыми, на все готовыми карьеристами без малейших понятий о морали – попросту говоря, всяким сбродом».

В тот же вечер по телевизору показали фото бывшего депутата от социалистов Джованни Сарраторе – очень веселого пятидесятилетнего человека. Его имя фигурировало в длинном списке лиц, дававших и бравших взятки.

40

Больше всех эта новость потрясла Имму. За недолгие годы своей сознательной жизни она виделась с отцом всего несколько раз, но он был ее кумиром. Она хвасталась им перед одноклассниками и учителями, показывала им фотографию в газете, на которой они стояли, держась за руки, возле подъезда Монтечиторио. Когда ее спрашивали, за кого она выйдет замуж, она говорила: «За высокого красивого брюнета». Узнав, что отец попал в тюрьму, как какой-нибудь рядовой обитатель нашего квартала, она разом утратила всю свою безмятежность. Слово «тюрьма» всегда пугало Имму, даже когда она стала старше. А уж в те дни она потеряла покой и сон, часто плакала и среди ночи прибегала ко мне искать защиты от своих страхов.

Однажды мы встретили на улице Маризу – растрепанную, плохо одетую и еще более злобную, чем обычно. Не обращая внимания на Имму, она ляпнула: «Так Нино и надо! Всегда думал только о себе, а нам не помогал. Выходит дело, только перед родней не прикидывался, а как был, так и остался куском дерьма!» Дочка развернулась и убежала, я торопливо попрощалась с Маризой и бросилась ее догонять. «Не обращай внимания, ты же знаешь, папа никогда не ладил с сестрой», – успокаивала я ее. С того дня я перестала при ней критиковать Нино, да и вообще перестала его критиковать. Я ведь обращалась к нему за помощью для Паскуале и Энцо. Чтобы не заблудиться в адском подземном мраке, необходим знакомый святой, влиятельный небожитель. Правда, Нино был далек от святости, но кое-что он для меня сделал. Теперь и святые канули в преисподнюю, и обратиться было не к кому. Новости из восьмого круга ада, да и то непроверенные, доходили до меня только через его многочисленных адвокатов.

41

Лила не проявила к судьбе Нино ни малейшего интереса. Новость о его проблемах с законом вызвала у нее только смех. «Когда ему нужны были деньги, он брал взаймы у Бруно Соккаво и никогда не возвращал», – сказала она мне с таким видом, словно вспомнила важную подробность, которая все объясняет, а потом добавила, что для нее не секрет, почему Нино угодил в эту передрягу. «Он всем улыбался, пожимал руки, считал себя лучше всех и в любой ситуации хотел быть на высоте. Если он и делал что-то плохое, то только из желания нравиться другим, казаться еще умнее, подняться еще выше». Больше она о нем не вспоминала, будто Нино для нее не существовал. Насколько она переживала за Паскуале и Энцо, настолько же судьба бывшего депутата Сарраторе была ей безразлична. Возможно, она следила за событиями по газетам и теленовостям, в которых часто мелькал Нино – бледный, вдруг поседевший, со взглядом обиженного ребенка, лепечущего: «Это не я, честное слово», но, разумеется, никогда не задала мне о нем ни одного вопроса: виделась ли я с ним, каковы его перспективы, как восприняли арест его родители, братья и сестры. Зато в ней снова пробудился интерес к Имме.

Своего сына она сдала мне, как щенка новой хозяйке – встречая старую, он больше даже не вилял хвостиком, – зато сильно привязалась к моей дочке, и Имма, всегда с благодарностью отзывавшаяся на любое тепло, ответила ей искренней любовью. Они подолгу разговаривали и часто вместе гуляли. «Я водила ее в Ботанический сад и в музей Каподимонте», – рапортовала Лила.