История о пропавшем ребенке

Пришлось подчиниться. Я вернулась домой, встретила его, мы поужинали, я уложила девочек и наконец объявила ему, что жду ребенка. Следующее мгновение длилось целую вечность, но потом он обнял меня, поцеловал: он был вне себя от счастья. Я обрадовалась, призналась, что давно знаю, но не говорила ему, боясь, что он рассердится. Вдруг он неожиданно предложил: «Давай возьмем девочек и поедем к моим родителям. Они тоже должны знать, мама так обрадуется!» Значит, он хотел узаконить наши отношения, объявив родне о своем очередном отцовстве. Я тепло улыбнулась ему и спросила:

– А Элеоноре ты скажешь?

– Зачем? Это не ее дело.

– Но ты все же ее муж.

– Чисто формально.

– Но ты должен дать ребенку свою фамилию.

– А я и дам.

– Нет, Нино, – расстроилась я, – ничего ты ему не дашь. Сделаешь, как всегда, вид, что ты тут ни при чем.

– Тебе что, плохо со мной?

– Мне очень хорошо.

– Считаешь, я мало о тебе забочусь?

– Да нет же. Просто я бросила мужа, я переехала к тебе в Неаполь, я перевернула всю свою жизнь с ног на голову. А ты живешь как жил, ничем не жертвуя.

– Моя жизнь – это ты, твои дочки, наш ребенок, который скоро родится. Все остальное – всего лишь необходимый фон.

– Кому необходимый? Тебе? Мне такой фон точно не нужен!

Он крепко обнял меня, прошептал:

– Доверься мне.

На следующий день я позвонила Лиле: «Все прошло отлично, Нино очень счастлив».

40

Следующие несколько недель принесли немало сложностей. Я все чаще ловила себя на мысли, что, если бы мой организм не принял беременность так легко и мне пришлось мучиться, как Лиле, я бы не выдержала. После долгих переговоров с издательством наконец вышел сборник эссе Нино. Несмотря на наши ужасные отношения, я продолжала подражать Аделе и считала своим долгом поддерживать связь не только с немногими влиятельными знакомыми, помогавшими мне публиковаться в газетах, но и с огромным числом именитых коллег Нино, которым он сам из гордости никогда не звонил первым. Одновременно вышла книга Пьетро: он лично вручил мне ее, когда приехал в Неаполь повидаться с девочками. Пока я читала посвящение – «Элене, научившей меня любить через боль», – он разволновался, да и я тоже. Он пригласил меня во Флоренцию на презентацию книги. Отказаться я не могла: все равно мне надо было везти туда дочек. Но это означало, что мне предстоит, во-первых, столкновение с ненавидящими меня Гвидо и Аделе, а во-вторых, скандал с Нино. Он и так ревновал меня к Пьетро, а увидев посвящение, просто вышел из себя. Особенно его задели мои слова о том, что книга блестящая и широко обсуждается и в академической среде, и за ее пределами. Его собственная книга прошла практически незамеченной.

Меня измотали наши ссоры и постоянные недомолвки. Он слышать не мог даже имени Пьетро, мрачнел, стоило мне упомянуть Франко, злился, если я позволяла себе посмеяться с его друзьями, но при этом считал нормальным бегать от меня к жене и назад. Дважды я встретила его с Элеонорой и детьми на виа Филанджери: в первый раз они сделали вид, что не заметили меня, и прошли мимо, во второй мы столкнулись лоб в лоб; я расплылась в радостной улыбке и после обмена дежурными приветствиями успела сообщить, что жду ребенка. Мы разошлись, и я почувствовала удары сердца у самого горла. Позже Нино отругал меня, назвал мои слова бесполезной провокацией, и мы поссорились («Я же не сказала, что это твой ребенок, я просто сообщила, что беременна!»), я прогнала его из дома, но потом пустила назад.

В такие моменты я сознавала, что превратилась в марионетку. Я старалась ему угождать, следила, как бы случайно его не расстроить. Я готовила ему еду, мыла грязную посуду, которую он оставлял по всему дому, выслушивала его жалобы на трудности в университете, вникала в суть его работы, которую он получил благодаря не только своему обаянию, но и поддержке тестя; я всегда встречала его улыбкой, делала все, чтобы со мной ему было лучше, чем в том, другом, доме, чтобы он мог отдыхать, не отягощая себя домашними заботами; иногда я задавалась вопросом, вдруг Элеонора любит его даже сильнее, чем я, раз до сих пор терпит его измену, лишь бы знать, что он по-прежнему принадлежит ей. Но порой я срывалась и тогда, не обращая внимания на то, что девочки могут меня услышать, кричала: «Кто я для тебя? Что я вообще делаю в этом городе? Почему я должна ждать тебя каждый вечер?»