С этими мыслями Чижевский буквально вылетел из кабинета и отправился прямиком в ювелирный салон.
…Спицын с самого утра ушел в город. Ушел работать, так, как он делал это давным-давно. Он и подготовился с вечера, как в ту далекую пору, когда совсем еще молодым художником постигал Лесовск: брал блокноты, альбомы, карандаши. При нем всегда была безотказная «Лейка». Спицын выбирал улицу и несколько часов обходил ее дворики и подворотни, осматривал каждый деревянный особняк, фотографировал их узоры, которые словно тончайшая паутина окутывали окна, крылечки, фронтоны крыш. Он мог часами снимать и зарисовывать каждую детальку, вырезанную рукой неизвестного мастера.
Спицын чувствовал и понимал его задумку, и каждая завитушка этих узоров, колечко, листик рассказывали ему о житье-бытье городских улиц.
Домов таких в Лесовске становилось все меньше и меньше и Спицын сейчас не просто прочитал об этом в газете, а самолично убедился, пройдясь по любимой улице, которую он, кажется, знал наизусть до последней ступеньки и булыжника на мостовой. И тут снесли, и там новострой, а здесь и вовсе полянка. заваленная обгоревшими балками и стропилами.
Но этот дом чудом уцелел и все так же красив и наряден, как и в те годы, когда он рисовал свой город.
Спицын достал блокнот и стал работать. «Ну до чего же замечательно здесь», – подумал он. И тут же удивился: зачем, почему прекратил эти «вылазки» к своим любимцам?! Сколько лет не встречался с ними, а они ничуть не изменились. Все такие же красавцы – гордые, нарядные, франтоватые! И как же легко ложится карандаш, как замечательно точно линия за линией, штрих за штрихом, словно бревнышко к бревнышку, поднимает он этот дом, но только на бумаге.
Спицын был уверен: лучше него никто не рисует старый Лесовск.
С этим домом его связывали особые воспоминания. Вера! Он часто приводил ее сюда. Они садились к лавочку у высокой яблони. Здесь Спицын первый раз поцеловал ее. И первый раз подумал, что вряд ли сможет уйти из семьи, где уже подрастал Федор. Он не любил себя за то, что знал, чего не будет никогда, за то, что часто плыл по течению. Он понимал, что Вера сильнее его, отважнее что ли. Она не боялась будущего, он же постоянно конфликтовал с собой, пытаясь найти выход: как сохранить Веру, как не потерять семью, как остаться в глазах любящей женщины хорошим отцом и мужем и как не потерять женщину любимую.
Решения не было и быть не могло, и это приводило Спицына то в ярость, то в страх.
…Спицын рисовал старый дом и вспоминал, и продолжал искать ответ здесь, сейчас, спустя десятки лет, когда уже и Веры нет, и Федор вырос и стал не тем, кем мечталось, и многое из прошлого в настоящем оказалось другим, в других цветах и интонациях.
Он закрыл блокнот, ему не нравилось то, что получилось.
– Спицын, это вы? – услышал художник за спиной. Голос был знакомый, но так давно не слышанный, что он и не узнал, кто его хозяин, пока не обернулся.
– А, это вы, хранитель литературного портфеля театра. Вроде бы я, коли признали. Действительно, не встречались давно.
– С тех самых пор, как Верочка Засухина ушла. Частенько вспоминаю ее. И не столько талант, а человеческие качества. Редкой доброты была человек. Вспоминаете Веру?
– Позвольте не отвечать, это мое дело.
– Да и правильно, чего бередить время. Над чем, позвольте справиться, работаете?
– Работаю? Нет, просто опять знакомлюсь с городом. Лесовские улицы меня еще помнят, а я стал подзабывать. Дома, как люди, знаете. Вот, давно не бывал здесь и все, как-то странно, не то чтобы чужое, но все не так. Простите, что-то я в сентиментальность ударился. Это все он виноват, – Спицын махнул карандашом в сторону старого дома. – А ведь с ним какая история приключилась. Немногие знают, даже продвинутые литературоведы. В этом доме великий поэт Юрий Левитанский жил с Мариной, женой своей. Какие чудные слова он тут слагал и дом навеки запечатлел.