История одиночества

В одном из своих направлений характерная для XIX века практика одиночных прогулок продолжала набирать обороты. Неуклонный рост показал выгул собак в городах: в 1960-х гулять просились четыре миллиона животных, а к 2012 году – уже восемь миллионов[722]. По сути, это были одиночные прогулки, хотя они и могли быть поводом для общения между владельцами собак на улицах и в парках[723]. В остальном же перемены шли в направлении такого мира, который описала Ребекка Солнит, – где «ходьба выпала из континуума человеческого опыта, превратившись в предмет сознательного выбора»[724]. Это могло означать принципиально социальную активность. Пешие прогулки как организованная активность по выходным дням получили еще большее распространение благодаря городским клубам и улучшенному железнодорожному сообщению[725]. Существовало классовое различие между путешественниками, у которых был самый минимум специализированной одежды, и любителями походов, унаследовавшими высокое интеллектуальное стремление Лесли Стивена и его коллег и наряжавшимися для экспедиций в бриджи и куртки, сшитые по индивидуальному заказу[726]. Какой бы ни была одежда, дальнейшее распространение печатных путеводителей позволяло выбравшим компанию самих себя безопасно добраться до места назначения пешком. Сольная прогулка, не являвшаяся необходимым элементом повседневной жизни и не имевшая целью достичь определенного места, приобрела большее значение.

В 1927 году Вирджиния Вулф приветствовала появившуюся у женщин возможность присоединиться к устоявшейся традиции городского фланерства. Она описала поход, предпринятый как будто бы с целью покупки карандаша. «Едва лишь одним прекрасным вечером – между четырьмя и шестью – мы выходим из дома, – писала она, – как тут же сбрасываем личину, под которой знали нас наши друзья, и становимся частью той огромной республиканской армии анонимных бродяг, чье общество так приятно нам после одиночества нашей собственной комнаты»[727]. Как и у Диккенса, удовольствие в данном случае заключалось в бесконтактном контакте с чужими людьми. Знание составлялось путем сознательного бриколажа. В беспорядочном движении раскрывались мимолетные биографии, которые обогащали и развлекали без ущерба для частной жизни самого прохожего. Оно выявляло структуры городской жизни, скрытые за формальным языком проектировщиков и объективным рисунком на карте. В наши дни Уилл Селф с неудовольствием отмечает здесь явный упадок по сравнению с началом XX века, когда «90 % путешествий меньше чем на шесть миль совершались пешком»[728]. Если в молодости он ходил пешком, потому что не мог себе позволить других средств передвижения, то сейчас он отправляется в долгие походы исключительно ради удовольствия. Иэн Синклер, ведущий современный практик этого способа исследования городов, настаивает на синтезирующей функции прогулки без конкретного направления. «Прогулка, – пишет он, – лучший способ исследовать и использовать город; перемены, сдвиги, разрывы в облачном куполе, движение света по воде. Рекомендуется дрейфовать целенаправленно, бродя по асфальтированной земле в бдительной задумчивости, позволяя вымыслу скрытой закономерности обнаружить себя»[729].

Хобби, благоустройство дома и другие домашние развлечения были добровольной деятельностью, осуществлявшейся в свободное от работы время. Они одновременно служили празднованием растущего благосостояния и компенсацией за скуку, ценой которой этот возросший доход зачастую добывался. «Часто работа – это просто то, чем он зарабатывает на жизнь, – писал Фердинанд Цвейг о послевоенном работнике, – то, что ему не нравится и что он не стал бы делать, если бы его к тому не принуждали. Зато в своих увлечениях он вновь обретает свободу; во многих случаях они – последнее, что осталось у современного человека, чтобы на время стать свободным»[730]. Но был у разрастающихся форм проведения досуга и не столь позитивный аспект. В 1925 году газета Manchester Guardian опубликовала статью об «эпидемии» кроссвордов, которая охватила Соединенные Штаты и начала распространяться в Европе. В статье цитировалось суждение Рут Хейл, президента недавно созданной Национальной ассоциации любителей кроссвордов. «Когда жизнь совсем лишена удовольствий, – объясняла она, – как обычно и бывает даже с лучшими из нас, то ничего не остается, как покинуть ее – разумеется, на время, но полностью. И здесь подойдет игра в бридж, еще лучше – игра в мяч, а лучше всего – кроссворд»[731]. Решение ежедневной головоломки служило защитой от ничем не заполненного времени или от неинтересной компании. К нему прибегали, когда не было ни пользы от разговора, ни близкой перспективы вступить в схватку с полчищем неприятностей.