История одиночества

Были, однако, и те, для кого «правильное отношение к Богу, Природе и ближнему» требовало фундаментального переосмысления общения и его антитезы в современном мире. Самым громким был здесь голос Джона Каупера Поуиса, который сам был большим любителем одиноких прогулок и который в 1933 году опубликовал крупный философский труд об одиночестве – первый такой труд на английском языке с конца XVIII века, когда был переведен трактат Циммермана[802]. В отличие от швейцарского врача, Поуис не искал надлежащего баланса между модусами общения. Любые формы повседневного социального взаимодействия он осуждал. «Дрейфующая, безмозглая стадность столь многих человеческих существ, – настаивал он, – подражающих и угождающих друг другу, восхваляющих и желающих друг друга, завидующих, соперничающих, досаждающих друг другу, есть попытка вырваться из этого заложенного природой одиночества»[803]. Некоторые из этих идей он развил спустя три года в работе «Защита чувственности», в которой отвергал «некоторые стадно-человеческие наши традиции, которые, кажется, медленно убивают спокойно-экстатическое счастье, единственный вид счастья, действительно достойный организмов с такой долгой историей и такими видами на будущее, как наши»[804]. Он пытался перевернуть то, что считал доминирующим уклоном в социальной теории. «Есть много современных мыслителей, – писал он, – которые подчеркивают зависимость индивида от общества. Напротив, лишь культивирование внутреннего одиночества в нашей многолюдной жизни делает общество сносным»[805].

При разработке своей концепции Поуис обошел препятствия, создаваемые «беспредельным равнодушием мира»: свою философию он основывал на дохристианской эпохе и на некоей форме пантеизма, где естественный отбор не имел ценности. Он создавал собственную интеллектуальную традицию, уводя читателя к Вордсворту, Руссо, средневековым схоластам, отшельникам-пустынникам, Марку Аврелию, Эпиктету и стоикам, Гераклиту – вплоть до китайского даосизма. Даосы импонировали Поуису из-за своего акцента на бессистемном созерцании вместо индивидуального или коллективного действия и из-за желания преодолеть границу между «я» и «не-я», достигнув, таким образом, полной гармонии с природой[806]. Организованная религия или концепция антропоморфного божества Поуиса не интересовали. Он отвергал общинную составляющую церковного отправления веры и считал, что традиция одиноких мистиков себя изжила. «Что нам сейчас нужно, – утверждал он, – так это культивирование некоего определенного заменителя отшельнической жизни»[807]. Его заменой христианству стало то, что он назвал «планетарным элементализмом»[808]. Он стремился установить новую связь между «твердым, стойким, нерушимым „я“» и пережитками «того таинственного, первозданного духа Земли», что проявляется в ветрах, траве и скалах»[809]. Источник духовного обновления лежал за пределами человеческого существования. Его природа была по сути своей безлюдной. «В английском пейзаже, – писал Поуис, – вы находите задумчивое неодушевленное присутствие первобытных стихий, переплетенных со всей сложной атмосферой многовековой местной истории»[810]. Долг современных граждан – стараться не разговаривать друг с другом и практиковать вместо этого молчание, в котором нуждается душа, чтобы «стал слышим шепот долгих веков, чтобы тайна космического шествия дала себя почувствовать»[811].