Как ему объяснил монах, устройство камер было самым что ни на есть простейшим и потому весьма надежным: каждая камера была по сути самостоятельной ячейкой кубической формы, и при необходимости их можно было отделить друг от друга и транспортировать куда надо. Эти ячейки располагались как соты, с четырех сторон они крепились друг к другу, а с двух других были свободны – передняя стенка, она же дверь, выходила в коридоры, задняя же упиралась во внешний бронелист станции, за которым был открытый космос. Всю сердцевину циклопических размеров станции, как оказалось, занимали системы жизнедеятельности, прогулочный зал, три ангара и склад, на котором только что побывал Кевар. Неудивительно, что для собственно камер осталось место лишь по краю станции, учитывая гигантоманию человека, проектировавшего ее полтора века назад.
Кевар добрался до ячейки-камеры, в которой сидел Змей, и парой сильных ударов ноги выломал часть стенки шахты, скрывавшей верхнюю часть камеры. Она оказалась прозрачной, как и передняя стенка, и Кевар увидел все так же плавающую из угла в угол медузу. Он постучал по стеклу и подумал: «Все в порядке, сейчас будем выбираться». Ответ последовал незамедлительно: «Костюм у тебя?» Кевар ответил утвердительно, затем связался с Эхо:
– Готовность номер один. По моей команде живо подлетаешь к тому месту, где я нахожусь – маячок я включил – и тут же, вот прям сразу, стреляешь в корпус станции на средней мощности. Помни, что мы прямо за этим бронелистом, поэтому не переусердствуй. Когда внешняя броня расплавится – выбрасываешь транспортировочные крюки. Нужно, чтобы крюки зацепились за камеру Змея, после чего ты даешь полный ход и выдергиваешь камеру из зацепов. Потом несешься до края мира так быстро, как только можешь. У охраны на станции нет исправных безднолетов, так что выйдем из кристалла в Бездну – и дело в шляпе. Все понял?
– Да, кроме одного: это у меня плохо с памятью, или ты все же не всегда был таким идиотом? У них тут мощнейшие пушки, которые разнесут меня в пыль за секунду.
– Не разнесут, у них половина пушек не работает. Единственная реальная опасность – это их корабли-перехватчики. Вот поэтому сматываться мы будем так быстро, как только сможем. Все, начали.
Кевар распластался на крышке камеры, закрепившись, как смог, крючками-присосками. Теперь им со Змеем оставалось только ждать. Впрочем, ожидание не заняло много времени – буквально через минуту раздался знакомый звук пушек Эхо – три залпа, и здоровенный кусок брони прямо перед лицом Аргомантиса раскалился до бела, скукожился и расплавился. Снаружи был открытый космос, и в метрах пятидесяти от борта станции висел Эхо. Закончив дырявить борт «Рая», маленький клиновидный корабль развернулся. Из распахнутого грузового люка к пролому с огромной скоростью вылетели два сверхпрочных гвидониевых каната с крюками на концах. Крюки пробили внешнюю стенку камеры и зацепились за нее. Кевар с усмешкой наблюдал, как медузообразный узник камеры распластался по полу. Правда, улыбка исчезла моментально, как только Эхо включил двигатели и с места рванул вперед. Как Змей и говорил, крепления камеры были старыми и ненадежными, поэтому комната-ячейка практически мгновенно была вырвана из пазов, с жутким скрипом и грохотом. Стенка, за которую зацепились канаты, пошла сеткой мелких трещинок, но выдержала нагрузку.
Теперь оставалось надеяться только на пилотные умения Эхо и на мощь его двигателей. На огромной скорости причудливый хвост из канатов с прозрачным кубом на конце болтало во все стороны при малейшем изменении курса корабля, и Кевар с трудом держался. Змею повезло еще меньше, его желеобразное тело размазывало то по одной стенке, то по другой.
Кевар умудрился оглянуться на стремительно удаляющуюся станцию. В ее боку он заметил аккуратную черную дыру, из которой они только что и выбрались. И как раз в этот момент от поверхности станции отделилось маленькое пятнышко – корабль-перехватчик.