История одного поколения

Она неопределенно пожала плечами и хотела было войти в квартиру, поскольку в течение всего разговора Иванов держал ее на пороге, перекрывая рукой вход.

— Ты куда это?

— Домой. — Маруся изумленно взглянула на него.

— Вы, гражданка, что-то перепутали. Это мой дом.

— Ты что, Сережа? — В ее голосе послышался неподдельный ужас.

— А ничего! Своих денег лишилась, а теперь думаешь, я тебя на халяву буду кормить? — В тот момент у Иванова имелись лишь доллары, полученные от продажи Марусиной квартиры, но он уже искренне считал их своими. — А ну, пошла вон, пьянчуга!

— Куда мне идти? — растерянно переспросила Маруся и, внезапно осознав весь кошмар происходящего, отчаянно закричала.

— Заткнись, шалава. — Иванов попытался было закрыть дверь, но она вцепилась в дверную ручку, не давая ему этого сделать.

В отличие от Достоевского, растягивавшего подобные тяжелейшие сцены на много страниц, мы поторопимся опустить милосердный как для нервов автора, так и для нервов читателей занавес.

Глава 24 И СМЕРТЬ ПАТРИЦИЕВ

Россия — чересчур огромная страна, поэтому чем дальше продолжались реформы всех сфер общественной деятельности, тем больше она напоминала армию, растянувшуюся на марше. В то время как авангард — менеджеры, банкиры, «белые воротнички» и прочие представители рыночной экономики — уже имел все прелести современной цивилизации и по уровню жизни мало чем отличался от своих западных коллег, так называемые «бюджетники» перебивались побочными приработками к нерегулярно выплачиваемой зарплате, а в «местах не столь отдаленных» продолжал царить самый настоящий сталинский ГУЛАГ, выжить в котором удавалось только самым сильным и самым злобным. Стоит ли удивляться тому, что некогда добродушный Анатолий Востряков, который был способен на проявление подлинного благородства по отношению к своим бывшим одноклассникам, за шесть лет, проведенных в одном из мордовских лагерей строгого режима, превратился в самого настоящего зверя.

На зоне он оказался вместе с тем щуплым напарником, с которым ходил на вооруженный грабеж семьи Бекасовых. Статья, по которой его осудили, и внушительная внешность Вострякова сделали свое дело — он пользовался определенным авторитетом и быстро вошел в круг лагерной «элиты». Его неказистому напарнику пришлось несравненно хуже. За мелкое воровство у своих же сокамерников его приговорили к «опусканию», после чего он стал изгоем, навсегда войдя в лагерную касту «неприкасаемых». Востряков отнесся к этому абсолютно равнодушно. Более того, когда новоявленный «петух» вздумал пожаловаться, он жестоко избил его, категорически запретив даже приближаться к себе.

Где-то через полгода Востряков неожиданно получил письмо от Натальи Куприяновой. Бывшая одноклассница весьма деликатно — то есть без пошлых нравоучений на тему «как же ты докатился до жизни такой» — интересовалась его лагерным житьем и спрашивала, может ли она чем-нибудь помочь?

«Да», — цинично отвечал Анатолий и, чтобы «училка» раз и навсегда отвязалась, выдвинул заведомо невыполнимую просьбу: «Пришли журнал с голыми бабами и водяры побольше!»

К его удивлению, Наталья не только не обиделась, но даже прислала посылку. «Водяры» и журнала в ней, разумеется, не было, зато оказалось немало деликатесных консервов. Пожирая их, Анатолий не испытал ни малейшей благодарности. Он даже не подумал о том, каких усилий стоило Наталье прислать ему то, чего она сама не могла себе позволить. Прилагаемое письмо было коротким и сдержанным, зато его дополняла прекрасная цветная фотография самой Натальи, сделанная в фотоателье. Увидев фотографию, Востряков довольно ухмыльнулся и в ближайшую же игру поставил ее на кон вместо денег. Картежник из него был весьма посредственный, и драгоценная фотография перешла в руки победителя, который потом не раз использовал ее во время «сеансов» онанизма. Когда пришло время делать наколку «в память» о жизни на зоне, Востряков выбрал себе один из самых суровых сюжетов, заказав изукрасить свою широкую спину битвой двух гладиаторов, один из которых убивает другого. На языке наколок, понятных всякому посвященному, это означало, что перед вами беспощадный и неумолимый боец, исполнитель приговоров.

Выражаясь все тем же лагерным языком, по окончании срока отсидки Анатолий «заматерел в отказе» — то есть превратился в абсолютно беспринципного и крайне озлобленного человека, готового на все ради достижения желаемой цели. А какая могла быть у него цель? Разумеется, только деньги. По выходе на волю ему, как и знаменитому американскому Рип-ван-Винклю, проспавшему много лет подряд, пришлось столкнуться с совершенно неожиданной, новой действительностью, весьма мало похожей на ту, к которой он привык прежде.