Читаем История одного поколения полностью

— Нет, — отвечал Архангельский и только теперь сообразил, что его собеседник не видит пистолета, поскольку, переступая порог камеры, он зачем-то спрятал руку за спину. Подняв пистолет, он нацелил его в голову бомжа и медленно оттянул назад ствол.

— Эй, ты че, мужик? Смертная казнь отменена! Не имеешь права!

— Заткнись! Я — отец той девочки, которую ты… — Тут у Архангельского впервые сорвался голос и брызнули слезы.

— А, вот оно чего, — протянул бомж, растягивая черные, запекшиеся губы в довольной усмешке, — ну, помню, помню, хороша была …!

Услышав матерное слово, Архангельский вздрогнул и яростно нажал на спусковой крючок. Грянул выстрел, и бомж немедленно завалился на бок, стукнувшись головой о нары. Оглушенный эхом выстрела, ничего не соображая, Эдуард сделал несколько шагов вперед, с каждым шагом вновь и вновь стреляя в безжизненное тело бомжа.

Когда гул выстрелов затих, в коридоре послышался топот сапог, и чей-то голос прокричал в распахнувшееся оконце: «Немедленно бросьте пистолет!»

Архангельский отошел подальше от бомжа и прислонился головой к стене, затем, заливаясь слезами, медленно приложил дуло пистолета к груди в области сердца и нажал курок последний раз…

Глава 29

НОСТАЛЬГИЯ

Восемнадцать лет спустя он возвращался в страну своей юности, причем возвращался в почтенном качестве американского туриста! Сейчас ему уже минуло сорок, он растолстел, облысел, обзавелся настоящим американским акцентом, женой, детьми и собственной аптекой на двенадцатой авеню Нью-Йорка, не говоря уже о доме, «Форде» и счете в Манхэттенском банке; но где-то там, в неотвратимо приближающейся Москве, его должен был ждать плотный черноволосый юноша с нахальным взором и толстыми, влажными губами — он сам, каким был в те времена, когда еще пил гнусный, дешевый портвейн и успешно соблазнял юных однокурсниц.

Тогда он считался отъявленным ловеласом, а сейчас, глядя по утрам в зеркало на постоянно растущую лысину, с усмешкой вспоминал о том, чем когда-то так гордился. И ведь сколько у него с тех пор было женщин — американок, мулаток, китаянок, итальянок, израильтянок, но сейчас, на подлете к Москве, вспоминались совсем не они — загорелые, самоуверенные, раскрепощенные, сексуальные, — а те скромные, порой застенчивые, а порой и развратные русские девчонки, на которых он в свое время так щедро изливал потоки бурлящего юношеского вожделения. И никакой отдых на Канарских островах со сладострастной красоткой, обладавшей идеальной фигурой и неисправимо глупыми глазами, не вспоминался с таким вожделением, как далекие приключения молодости в скромном подмосковном доме отдыха или в подмосковном же стогу сена…


— Здорово, Дениска!

— Юрик? Ну, наконец-то! Вот так встреча! — Они порывисто обнялись и, в лучших традициях старых коммунистических вождей, что в свое время являлось неисчерпаемой темой для анекдотов, расцеловались. — Ты когда прилетел?

— Да только что — видишь, с чемоданом? И сразу из аэропорта к тебе, тем более что только твой адрес и помню — и то благодаря письмам.

— Ну, раздевайся, проходи. Сейчас что-нибудь сообразим, в смысле чем бы отметить нашу встречу.

— Не старайся, у меня все с собой.

— Неужели виски привез?

— А то как же! — И Юрик, весело улыбаясь, достал из пакета четырехугольную бутылку «Black Velvet».

— И чем же закусывают эту прелесть? — поинтересовался Денис, разглядывая бутылку. — Лимон сгодится?

— Сгодится, хотя у нас виски вообще не принято закусывать.

— У нас? Ах, ну да, в Америке…

Через полчаса, основательно опустошив привезенную бутылку, они курили и жадно, взахлеб, разговаривали.

— Ты надолго? — первым делом спросил Денис.

— На пару дней — транзитом в Малайзию.

— Серьезно?

— Серьезно.

— А чего ты там не видел?

— Там меня ждет жена — отпуск собираемся провести. Ладно, не томи, — поторопил Юрий, — как тут все наши?

— Все по-разному, — призадумался Денис. — Как говорится, иных уж нет, а те далече. Кстати, а почему ты приехал летом, а не под Новый год? Мы же договорились собраться у памятника народным ополченцам и вместе встретить начало третьего тысячелетия.

— Дела, старик, и так-то еле вырвался. Обычно мы с женой всегда путешествуем вместе, и лишь теперь я наконец-то уговорил ее отпустить меня одного в Россию.

— А что же она с тобой не поехала? Она ведь тоже из России…

— Да испугалась вашей стабильно нестабильной обстановки!

— И правильно! Я и сам ее, честно говоря, изрядно побаиваюсь.

— Неужели? Но ведь коммунисты явно теряют свое прежнее влияние, да и в новой Думе большинство составляют центристы. Так что, по-моему, сейчас у вас все более-менее нормально.

Перейти на страницу:

Все книги серии Рожденные в СССР

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее