Кстати, совет самого Христа из знаменитой Нагорной проповеди: «И когда молишься, не будь как лицемеры, которые любят в синагогах и на углах улиц останавливаться молиться, чтобы показаться пред людьми. Истинно говорю вам, что они уже получают награду свою. Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, Который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно» — явно вступал в противоречие с обычаем молиться в храмах и соборах, которые сами по себе являются прекраснейшими сооружениями архитектуры. По глубокому убеждению Архангельского, церковь представляла собой такой же социальный институт, как государство или армия, а потому не имела ни малейшего права претендовать на какие-то приоритеты. Возможно, в этом сказывалась его чиновничья сущность, ревновавшая к усиливающемуся влиянию священников, которое уже начинало перевешивать былое влияние секретарей по идеологии. Однако Гринев ждал от него не абстрактных рассуждений, а вполне конкретных советов, поэтому нахмурился еще больше. Архангельский мгновенно понял свою ошибку.
— Впрочем, все это не столь важно. Рассказывай дальше.
— А дальше хоть стой — хоть падай. В один прекрасный день она так же внезапно, как раньше уверовала, разочаровалась в православии, причем по весьма анекдотическому поводу. В их приходской церкви служил довольно молодой поп, который был известен своими связями с местной братвой. По некоторым слухам, он даже освящал им оружие перед очередной «стрелкой».
— А французские дворяне на ночь перед дуэлью клали на алтарь свои шпаги, — усмехнулся Архангельский, вспомнив «Графиню де Монсоро».
— Короче, однажды он пришел вести службу то ли в дымину пьяный, то ли не протрезвев после вчерашнего, — продолжал Гринев, — и, непрерывно икая, ляпнул с амвона примерно такую фразу: «Покайтесь, грешники, а то всем вам — ик! — х…во будет!»
— Ты серьезно? — засмеялся Эдуард. — Это на самом деле было?
— Ну, если и не дословно, то нечто в этом роде он действительно сказал. В общем, Верка пришла домой в шоке и заявила, что в церковь больше ни ногой. Я поначалу обрадовался: «Наконец-то очухалась баба!» — но не тут-то было. Дальше началось еще хуже — она стала ходить на собрания сектантов, которые они устраивали в местном Доме культуры.
— А что хоть за секта?
— Да какие-то там «Поклонники Саваофа», что ли… хрен их там разберешь! — Вадим досадливо поморщился. — Самое страшное в другом — несколько дней назад она вообще ушла из дома, захватив с собой нашу семилетнюю дочь.
— Ты хочешь сказать, что они ушли к сектантам?
— Ну да, а куда же еще!
— И ты не знаешь, где их искать?
— Откуда? Я могу только дожидаться, когда эти чертовы сектанты опять соберутся в каком-нибудь ДК, но ведь Верка наверняка откажется вернуться.
— Да, ситуация сложная, — согласился Архангельский. — Если бы она ушла в какой-нибудь православный монастырь, то все было бы проще. Тогда бы я смог тебе реально помочь — например, обратиться с письмом к Его Святейшеству. А так даже трудно что-нибудь посоветовать. Кстати, а у вас же еще был сын?
— Он остался со мной, — коротко и с явной неохотой отвечал Вадим, не став развивать эту тему.
Его сыну Семену недавно исполнилось семнадцать, и это был уже вполне сформировавшийся юноша — типичный представитель того самого поколения, появление которого когда-то радостно предрекал Ястребов. Семен не только наотрез отказался последовать за «свихнувшейся» на сектантах матерью, но с юношеским максимализмом и безапелляционностью вздумал осуждать «тоталитарные» взгляды Вадима. В результате отношения между отцом и сыном складывались весьма напряженно. Но зачем было рассказывать об этом постороннему человеку?
— Кстати, а как у тебя с работой? — спросил Архангельский, украдкой посматривая на часы.
— С работой хорошо, — угрюмо отозвался Вадим, — без работы плохо.
— И давно не работаешь?
— Полгода.
— Сам ушел или институт развалился? Ты, по-моему, в каком-то НИИ работал?
— Работал. Ушел сам. Хотя моя бывшая контора тоже дышит на ладан. До сих пор зарплату за последние полгода не выплатили. А что — ты можешь помочь с работой?
— Да, это вполне в моих силах. Занеси мне через пару дней свое резюме, и я обязательно что-нибудь придумаю.
— Хорошо, спасибо. — Просветлев лицом, Вадим с благодарностью взглянул на бывшего одноклассника. Он уже начал было подниматься с места, когда Архангельский решил задать далеко не безразличный ему вопрос:
— Кстати, старик, а за кого ты голосовал на последних парламентских выборах?
— За коммунистов, — тут же ответил Вадим, с удивлением взглянув на Архангельского.
— Ну это ты, брат, дал маху! — досадливо поморщился тот.
— А что, надо было обязательно голосовать за твою партию? — взвинченным тоном поинтересовался Гринев.
Архангельский рассердился на самого себя — не стоило касаться этой темы, но затем широко улыбнулся: