История одного поколения

— С чего ты взяла? На нем даже танцевать можно, не то что раздеваться.

— Да не хочу на столе, я с него свалюсь. Придумай что-нибудь другое!

Поняв, что девушку не переспоришь, Михаил Ястребов влил в себя очередной стакан портвейна и призадумался. Как же интересно все получилось — сегодня в редакции молодежной газеты, где он работал после окончания университета, ему случайно предложили две «горящие» туристические путевки — на два дня в Калугу. Михаил тут же позвонил одной из своих знакомых по имени Лариса, они быстро собрались, сели в электричку и несколько часов спустя оказались в гостинице. По случаю траура местный ресторан не работал, поэтому коротать вечер пришлось с помощью шоколадки и двух бутылок портвейна.

Впрочем, что может быть чудеснее общества симпатичной молодой женщины с веселым нравом, которая охотно соглашается на любые эротические эксперименты! И пусть за окном холодный ноябрь тысяча девятьсот восемьдесят второго года, «замершие в траурном молчании города и села» и встревоженная своим ближайшим будущим страна, только что лишившаяся восемнадцати лет абсолютной предсказуемости и покоя, — им самим уже тепло и весело, особенно от предвкушения обжигающе-циничных объятий.

— Ну хорошо, не хочешь раздеваться на столе, тогда сделаем вот что, — заявил Михаил, пройдясь по номеру и открыв дверь в ванную комнату, — вот смотри: ты становишься в прихожей, прямо напротив ванной, и включаешь там свет. Я закрываю дверь в комнату, которая, на наше счастье, стеклянная, и свет у себя выключаю. Таким образом, мне предстоит чудное зрелище — я буду любоваться тем, как ты раздеваешься, через стекло, причем ты будешь освещена только сбоку — из ванной. Годится?

— Годится, — кивнула Лариса. — Только потом ты сделаешь для меня то же самое.

— Тебе хочется увидеть стриптиз в моем исполнении? — искренне изумился Ястребов. — Не думал, что женщин это возбуждает… Впрочем, как скажешь.

Он закурил и лег на кровать, подложив руку под голову. Лариса прошла в прихожую, лукаво улыбнулась, опершись обеими руками о стеклянную дверь, и спросила:

— Ну что, начинать?

— Давай, мать, не томи! — подбодрил Михаил, роняя пепел себе на грудь от нетерпения. — Эх, жаль, музыки нет, а похоронные марши не очень-то годятся…

Скрестив руки, Лариса медленно стянула с себя свитер, аккуратно повесила его на вешалку и начала расстегивать джинсы. Порочно улыбаясь, она наклонилась и, слегка поерзав пышным задом, не без труда сдернула их с тугих бедер, спустила вниз и не спеша перешагнула.

— Ну как? — обратилась она к единственному зрителю, оставшись в красивой голубовато-белой комбинации.

— Нет слов! — отвечал Михаил, жадно прикуривая новую сигарету. — Жаль только, что кроме меня никто этого больше не видит!

Лариса засмеялась, одним ловким движением плеч освобождаясь от комбинации. Затем снова нагнулась и стянула телесного цвета колготки, поочередно поставив то одну, то другую ногу на приступ вешалки. Теперь оставалось снять только белье — кружевное, порочно-красного цвета, — и Лариса справилась с этим просто блестяще, явно подражая где-то виденным приемам профессиональных стриптизерш. Стоя спиной к Михаилу, она закинула руки за спину, расстегнула бюстгальтер, сдернула его и тут же повернулась лицом, «стыдливо» прикрывая грудь руками. Потом медленно развела их в стороны, снова повернулась спиной и медленно стянула с себя трусики…

У Ястребова больше не было сил сдерживаться. Соскочив с кровати, он бросился в прихожую, рывком открыл дверь и, прежде чем Лариса успела повернуться, упал на колени и принялся жадно целовать ее упругие белые ягодицы.

— Что ты делаешь? — засмеялась она, наклоняя голову и бросая взгляд через плечо.

— Не понял?

— Мы так не договаривались, поэтому я и спрашиваю — что ты сейчас делаешь?

— Сейчас — то есть в эти «тяжелые для всей страны дни, когда все прогрессивное человечество понесло невосполнимую утрату»? — уточнил Ястребов, на секунду отрываясь от своего упоительного занятия. — Пока — целую твою попу, а после этого собираюсь…

О дальнейших его намерениях мы умолчим, но отнюдь не из ложной скромности, а всего лишь потому, что пришло время заняться другими персонажами!

— …В эти тяжелые для нашей Родины дни, когда все прогрессивное человечество понесло невосполнимую утрату в лице выдающегося деятеля международного рабочего и коммунистического движения, дорогого товарища Леонида Ильича Брежнева, я хотел бы вступить в ряды Коммунистической партии Советского Союза для того, чтобы… — На какое-то мгновение Эдуард Архангельский, стоявший перед партийной комиссией своего института, запнулся, едва не ляпнув фразу, смысл которой сводился к тому, «чтобы в своем лице по мере сил восполнить эту невосполнимую утрату». После такой «политической нескромности» мечту о партбилете пришлось бы отложить надолго! Эх, надо было выучить свою речь заранее — знал же, что обязательно спросят, почему он решил вступить в партию именно в это время.