«Впрочем, — вздохнула она, — что бы теперь ни случилось, во всем будешь виноватить только себя, голубушка! Давно уже пора было решить — кем ты все-таки хочешь быть — куртизанкой или порядочной девушкой?»
Этот вопрос не давал ей покоя, хотя разницу между этими двумя типами женщин Полина понимала весьма своеобразно. Порядочные женщины — это те, которые берегут рваные колготки и ходят в старом, застиранном белье, из-за чего им бывает стыдно раздеваться перед своими любовниками. Такие женщины целыми днями работают в каких-нибудь дурацких конторах, а потом еще стоят в бесконечных магазинных очередях, поэтому, собираясь на свидания в будние дни, даже не успевают принять душ и обновить косметику. Единственное, на что их хватает — так это на то, чтобы за пять минут до встречи успеть немного побрызгаться духами, которые они тщательно берегут для подобных случаев, поскольку их поклонники или любовники не в состоянии делать им богатые подарки.
Короче говоря, по наблюдениям Полины, порядочная женщина, как бы она ни была хороша собой от природы, — это замученная и заезженная жизнью «лошадь», основные эмоции которой связаны не с мужчинами или любовными увлечениями, а с банальнейшей совковой радостью доставания какого-нибудь дефицита. Хотела бы она сама быть порядочной женщиной? О нет, только не это!
Но ведь и участь куртизанки ее тоже не прельщала! Да, они спят до обеда и могут позволить себе самые изысканные и дорогие предметы одежды и косметики. Да, у них хватает времени для ухода за собой, и ни одна из них, собираясь на свидание, не позволит себе надеть несвежее белье или колготки. Да, они отличаются бодрой походкой и веселым блеском глаз, а не понурой перестановкой ног и потухшими глазами, но какова цена всего этого? Уступать по первому требованию любой прихоти богатого самца? Разве подобное унижение и, кстати, презрение с его стороны стоит такого преимущества?
Каким же образом выбрать золотую середину, не став при этом ни «рабочей лошадью», ни продажной красоткой? Этот вопрос мучил Полину последние десять лет — с того момента, когда она узнала об отъезде Юрия Корницкого. Возможно, ей стоило более серьезно относиться к его ухаживаниям, — но, разумеется, не к тем, которые он расточал в подмосковном стогу сена. Когда Юрий вернулся со своим курсом в Москву и узнал, что Полину уже отчислили из института, он постарался найти ее и загладить свою вину, которую точнее было бы назвать подлостью. Как ни странно, в тот момент Полина не испытывала к нему ни ненависти, ни злобы, ни отвращения. Возможно, она судила слишком строго — однажды своим непробиваемым равнодушием ей даже удалось довести его до самых настоящих слез… — и именно в тот момент можно было веревки из него вить. Но кто же знал, что через четыре года он и в самом деле уедет в Америку! Впрочем, за эти четыре года, да еще при отсутствии любви с ее стороны, они могли бы сто раз развестись — так о чем же тут жалеть? Беззаботность восемнадцатилетней девчонки кажется непростительной глупостью, когда тебе уже исполнилось тридцать два года!
Неужели, как и большинство хорошеньких женщин, она недооценила скорость, с которой проходит ее природная привлекательность? Полине стало так обидно, что она закусила подушку и горько расплакалась. К счастью, на смену слезам пришел долгожданный сон — и без каких-либо запоминающихся сновидений.
Как выяснилось на следующий день, в одном из своих предположений Полина оказалась абсолютно права — Даниил был главой секты так называемого «трансцендентального тантризма», а все три «гурии», как он шутя называл своих девушек, — преданными сторонницами проповедуемого им учения, в обязанности которых входило завлекать все новых и новых адептов. Самая большая из комнат его квартиры была отведена под лекционный зал, причем лекции были платными, проходили по вторникам и субботам и собирали немалое количество самой разношерстной публики. Поскольку Полина познакомилась с «тантристами» в среду, то решила, что ознакомление с основами учения откладывается для нее на несколько дней. Пока же она помогала девушкам по хозяйству, тем более что сам Даниил целыми днями читал какие-то заумные древнеиндийские трактаты, слушал заунывную музыку и медитировал, категорически запрещая кому бы то ни было беспокоить его в процессе занятий.
Подобно кошке, осваивающейся в новом жилище, Полина целый день бродила по квартире и неожиданно сделала открытие — из четырех комнат в качестве спален можно было использовать всего две — ту, где она провела первую ночь, и другую, где, раскинувшись на широченной постели и закрыв глаза, медитировал Даниил. В третьей комнате, отведенной под лекционный зал, находились только стулья, а четвертая служила чем-то вроде гостиной, поскольку тут имелся весьма узкий диван.
— Ну и чему ты удивляешься, подруга? — заметив ее озадаченный вид, усмехнулась блондинка Света. — Тому, что мы спим вчетвером на одной постели?
— Это правда?
— А что тут особенного?