Читаем История одного супружества полностью

Я увидела соседок в окнах и замахала на Базза:

– Тише, иди в дом.

– Нет, зови Сыночка, – сказал он, открывая дверцу. – Покатаемся.

Несомненно, Сыночку завидовал весь квартал: другие мальчишки видели, как он залезает на переднее сиденье этой прекрасной машины. Он сидел за рулем, как за штурвалом космического корабля, с лицом, расплывшимся от удовольствия, и осторожно трогал, не нажимая, все кнопки одну за другой. Я велела ему подвинуться и села на пассажирское сиденье. Дверь закрылась с окончательным звуком.

– Очень красивая, – сказала я Баззу, который сел за руль. – Никогда не сидела в такой машине.

Он очень осторожно посмотрел на меня, все еще улыбаясь.

– Нравится? Если хочешь, ты можешь взять себе такую машину.

Я оглядела приборную доску, руль и покачала головой.

– Нет. Но она очень красивая.

Базз сдвинул шляпу на затылок и завел мотор.

– Нам надо что-то симпатичное и большое, мы же поедем через всю страну.

Впервые за долгое время в «мы», которое он произнес, не было меня.

Я взглянула на сына и тихо сказала Баззу:

– Вы поедете через всю страну? Ты с ним говорил?

– Только о себе. Не обо всем.

– Я даже не знаю…

– Потом, – сказал Базз, кладя руку на голову Сыночка. – Я хочу вам кое-что показать.

Я оглянулась на дом моего супружества. Старый дом Куков внутри нового района. Белый, квадратный, на гладком фасаде единственное пятно – рубиновое стекло над дверью, словно вишенка на мороженом. Конечно, заросший виноградом и красивый красотой прирученного зверя. Дом, где произошли все настоящие события моей жизни.

Машина завелась с глухим урчанием пойманного зверя, а я сидела и гладила полосатую кожу, представляя, как она, новая и блестящая, покроется пылью и скомканными бумажками, кроссвордами и газетами, как на этот самом сиденье мой муж уснет, убаюканный жарой Небраски, пока Базз, начальник, едет по трассе, такой прямой и такой пустой, что можно читать роман в мягкой обложке, закрепив его возле приборной доски. По ту сторону Золотых ворот зелени было больше – природу обманул несвоевременный буйный ливень, и трава росла пышнее обычного. Я слушала вопли Сыночка, рассказывающего с заднего сиденья, как он провел день, веки тяжелели от усталости, и вот уже я сонно гляжу в туман, стелющийся над нами, словно шерсть, и вот глаза закрылись.

Мне почему-то приснился Уильям Платт. Он помогал мне перелезать через стену, и было очень важно через нее перебраться, потому что сзади за нами что-то гналось – даже не враг, конечно, – чудовище, тьма, закрывающая горизонт. Но я увязла в этом сонном веществе, которое приклеивает тебя к месту, и мне грозила опасность, а Уильям все тянул и тянул меня за руку и называл меня ужасным словом… А затем вдруг мы оказались в Плейленде, я на месте оператора аттракциона, а Уильям на самом аттракционе, почему-то в лодке в форме лебедя, а не в вагончике-катафалке, он махал и махал мне, широко улыбаясь, а его лодочка плыла к краю тьмы. А потом, словно в кино, где перепутали катушки, он исчез, а передо мной возник вымокший под дождем Холланд, на устах которого было только одно слово…

Я проснулась одна в одуванчиковом раю. Сердце колотилось, я жалобно всхлипнула. Машина стояла на обочине грунтовой дороги, которая разделяла золотую траву, словно гребешок – волосы, а среди одуванчиков (молодых блондинов и старых седых) я заметила кустики маков, которые, казалось, искрились. Я не сразу поняла, что это не свет, а прыгающие повсюду сверчки. Они сидят на земле, серые, как камень, пока их не потревожат, а потом прыгают высоко, выпуская подкрылья, которые на секунды загорались яркой берлинской лазурью. Зачем им эта цветная вспышка? Как помогает им выживать? Красоте нет объяснения.

В окно я увидела Базза, сидящего на одеяле рядом с завороженным Сыночком. Они оба загородили глаза от солнца ладонями, как землемеры. Мой сын улыбался во весь рот и не замечал, что над его головой выписывает вензеля бабочка.

Моя дверь старомодно хлопнула.

– Согласен, это чудесная идея, – сказал Базз, махнув рукой в сторону океана холмов. – Какой дом ты бы тут построил?

Мой сын минутку подумал.

– Дом на дереве!

Базз засмеялся.

– Ну, тут не так уж много деревьев. Как насчет дома на сваях?

– Хорошо.

– Покажи где.

Но я уже схватила Базза за руку и тащила сквозь густую траву назад к машине, а сверчки так и скакали в стороны. Он явно удивился, словно я оказалась сильнее, чем он рассчитывал, но я не дала ему вставить слово, а яростно зашептала:

– Как ты смеешь?

– Я хотел показать Сыночку…

– Я знаю, что ты делаешь. Я не дура.

– Мальчики тоже любят мечтать.

– Как ты смеешь показывать такое моему сыну? Показывать вот это все? – я простерла руку в открытое небо с облаками, такими же яркими и такими же лохматыми, как трава под ними, и все это шевелилось и шелестело на сильном ветру, пахнущем океаном. Мой шарфик развевался вовсю. – Спрашивать его, какой бы он хотел дом, господи боже! Чтобы он размечтался, а ты потом все это забрал.

Он снял шляпу и очень спокойно сказал:

– Все это будет, Перли.

– Ничего ему не обещай. Не разбивай ему сердце.

Перейти на страницу:

Все книги серии Brave New World

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Проза