История одного супружества

– Прости, – сказал он, хватаясь за ворота, чтобы устоять. Я гадала, сколько шампанского он выпил и заметил ли это кто-нибудь еще. Мыслями я была все еще на вечеринке, с очаровательной пухлой хозяйкой, бизнесменами и их женами, и волновалась, что они подумают о нас, Куках. С невидимого парохода донесся колокол.

– Все нормально, ты хорошо провел время. Я не заметила, что ты выпил.

– Нет, – сказал он, качая головой. – Прости, что я не смог.

Я не поняла, что он имеет в виду.

Он обвел рукой дом и вид от него, и его жест охватил туберозы, дорожку, луну и темный остров, лежащий впереди.

– Я не смог дать тебе все это.

Я засмеялась.

– Ну конечно, не смог! Давай садиться…

– Я должен был! – заявил он, моргая. – Должен был позволить ему дать это все тебе! – Затем покачал головой. – Но я не смог. Прости. Я знаю, что ты этого хотела.

И тут ни с того ни с сего, тихо, неожиданно, выстрелив первой согласной и зажужжав последней, мой муж произнес имя, которое я не слышала тридцать лет.

Ни один из нас не шевельнулся: он смотрел на воду, а я смотрела на него. Мы вели себя тихо, как родители возле спящего ребенка. Шум вечеринки заглушали цветущие кусты, а из открытого окна плыл звук фортепьяно. Я смотрела на мужа, а он слушал.

– Я не хотела этого.

Он медленно повернулся, и его лицо меня удивило. Оно застыло в изумлении. Ну разумеется. После всех наших лет и всех моих стараний понять его я представляла из себя бо́льшую тайну. Непостижимая Перли Кук. Как было понять девочку, сидевшую с ним в темной комнате в доме его матери, которая нашла его на пляже, которая резала его газету и купила молчаливую собаку и звонок, который не звонил, а ворковал. Перчатку с птицей в руке. Сколько загадок! Вся интермедия с момента, когда он увидел меня с Баззом в той гостиной, и до той ночи, когда я сидела рядом с ним у приемника, а он взглядом спрашивал меня, чего я хочу, а я не сказала ничего, чтобы его остановить. Он сидел со стаканом бурбона, в котором дрожали льдинки. А от меня ни звука, ни возражения. Услышать от первой любви – от девочки, на которую он пялился в школе и держал за руку по дороге в Чилдресс, девушки, ради которой он пошел на преступление, не желая с ней расставаться, – услышать от нее «прощай» и знать, что через час все будет кончено. Какой одинокий час. Как я могла не замечать этого? Все эти годы брака я думала, что изучаю его, но он наблюдал за мной внимательнее, с бо́льшим усердием, как старый лозоходец в Кентукки, бредущий по сухой земле с раздвоенной веткой в ожидании знака, указывающего на то, что лежит глубоко внизу. На источник меня. И все эти годы, бедняга, он понимал меня неправильно.

– Все было ради тебя, – тихо сказала я. – Я была уверена, что этого хочешь ты.

Мы думаем, что знаем тех, кого любим.

В его глазах я увидела, как разрешаются многолетние сомнения.

– Нет, – сказал он наконец. – Я этого не хотел.

Мы стояли там, в теплом аромате сада, над нами проплывала музыка. Вокруг простирались черная вода, еще более черный остров и годы непонимания и сомнений. Мы стояли, глядя друг на друга, очень долго. Будет еще много таких вечеров, когда луна сходит с деревьев и мост придерживает туман, словно занавес. Прекрасных вечеров, в которые Холланд, освещенный луной, будет смотреть на меня. Будут еще вечеринки, выпивка и блуждание в поисках машины, будут еще цветы, еще пароходы и колокола, еще смерти. Еще, еще и еще, пока его почки не восстанут против него. И я, вдова, буду решать, что написать на его надгробии: что он был верным, порядочным и воевал за свою страну. Это то, что написал бы для вас Холланд, это я и заказала каменщику. Только это. И, придя на его могилу, вы бы ушли, решив, что там одна мертвая земля без единого цветка. Вы ни за что бы не догадались.

– Возьми меня под руку, – сказала я наконец, и он оперся на меня, и я повела его к воротам. Все будет еще. Но мы больше никогда не заговорим о прошлом. Мы закрыли его, как дом, слишком большой и продуваемый для стариков, и жили вместо него в маленькой теплой квартирке, созданной нашим браком.

– Сюда, – сказала я, и он пошел за мной.

Вестибюль отеля, мужчина в кресле: в эту секунду это был старый друг, в следующую – уже нет. Искалеченная рука вытягивает из вазы цветок – или нет, игра света. Сквозь хлопающую дверь были видны цветущие деревья гинкго и серебряный воздушный шар в ветвях одного из них, за ним тянулся молодой человек в шляпе, а девушка нетерпеливо за ним наблюдала. Я оглянулась – мужчина в сером костюме все еще ждал. Это был он. Я встала со своего стула.

Очень глупо со стороны Базза было думать, что прежнюю любовь можно вернуть такой же, как была. Это похоже на чувство, когда просыпаешься ночью от прекрасного сна. Стараешься втиснуться обратно в тот же сон. Убеждаешь себя, что это возможно: закрыть глаза, вспомнить, где ты остановился: кусты роз, пикник, давно умершая мать. И ты засыпаешь, ныряешь в сон – но никогда, никогда не попадаешь в тот же самый. Он ушел навсегда. И как нельзя вернуться в сон, от которого проснулся, так нельзя и воскресить старую любовь.