История одной дружбы

— Хорошо, я съем. А остальные сама скушай. Договорились?

Чуть погодя, сев на кровати, Иван Захарович съел ягоду.

— Опять прихватило, Юлька. Болит с левой стороны… дышать трудно.

Подбежав к столу, Юлька взяла ложку и флакон валокордина. Пока Захарыч отсчитывал сорок капель, Юлька выскочила в прихожую, зачерпнув ковшом из бидона воды.

— Сейчас отпустит, — сказал Захарыч. — На боку левом долго лежал, дурень старый. Надо бы на спине, а я во сне на левый бок перевернулся. Одышка появилась… будь она неладна. Сейчас отпустит… отпустит, Юлька… не волнуйся. Поправлюсь я. Мы с тобой первым делом двор в порядок приведём. Косу наточу, покошу… — Захарыч начал кашлять. — Как там яблоньки наши, яблок много будет в этом году?

Юлька с жалостью смотрела на Ивана Захаровича, а он всё говорил (спешно и отрывисто), пытался улыбаться, охал-ахал, а потом уснул.

Через час, дождь к тому времени перестал и вышло солнце, Юлька услышала во дворе шаги. Пришла Галина Макаровна.

— Как ты, старичок? — спросила она с порога, разбудив своим громким голосом Ивана Захаровича.

— Отсыпаюсь.

— Отсыпайся, — кивнула Галина Макаровна. — Хорошее дело.

Юлька ужом выскользнула на улицу.

— Я кулеша вам сварила. Ты к столу встать сможешь, или в кровати поешь?

— Поднимусь.

— Поднимайся. Как сегодня, без изменений?

— Пару раз прихватывало. Плохо совсем, Макаровна. Внутри струна оборвалась, что ли… жар сильный.

— В больницу бы тебя определить, как бы хуже дома не стало.

— В больницу мне нельзя, — Иван Захарович встал с кровати и медленно дошёл до стола. — Сама знаешь, что нельзя.

— Да почему нельзя?!

— Из-за Юльки.

— Ой ты, Господи! Втемяшил в голову глупость какую. Что с ней случится здесь?

— Пропадёт.

— Это ты пропадёшь без врачей, а она… Напою-накормлю, чего ей ещё надо?

— Не любишь ты Юльку.

— Никогда не любила, — не стала отрицать Галина Макаровна. — Ты моё мнение знаешь по этому вопросу.

— Где она?

— На улицу ушла.

— Позови. Пусть кулешика поест.

— После поест. Вот уйду, пусть тогда ест.

Захарыч взял ложку, едва заметно улыбнулся, и искоса посмотрел на Галину Макаровну.

— Зачем мне врачи, у меня порода крепкая. Отец до ста дотянул, дед до девяноста пяти. И я проскриплю ещё лет десять.

— Дай бог! — ответила Галина Макаровна. — Я не против.

…На улице Юлька начала выдирать траву возле скамейки, изредка поглядывая в сторону крыльца. Сейчас Макаровна уйдет и можно будет вернуться в дом, поесть. Старуха не жалует Юльку за столом, злится, если та ест в её присутствии, опять же, характер показывает. Ходит она к ним только из-за Захарыча, а Юльку терпит. Недавно так прямо и сказала, если бы не Захарыч, ноги её в доме не было бы.

Но всё-таки Макаровна добрая, рассуждала Юлька, в ожидании кулеша. Просто по каким-то совсем непонятным причинам (наверняка причинам веским, а иначе быть не может) старуха пытается скрыть доброту за показной грубостью. Боится она выставлять доброту напоказ, словно знает, сглазят или позавидуют.

Минут через пятнадцать Юлька села на скамейку, поёрзала немного и решила прогуляться. Домой забежала на секунду — взять панаму.

Галина Макаровна не преминула язвительно заметить:

— Ну! Куда намылилась-то?

Юлька посмотрела на Захарыча, потом стрельнула взглядом на стол и улыбнулась.

— Юлька, садись, поешь, — сказал старик. — Садись, кулеш у Макаровны вкусный получился.

Юлька перевела взгляд на Галину Макаровну. Та подбоченилась, нахмурила брови, всем своим видом как бы говоря: «Лучше не подходи, иди, куда шла».

И Юлька, надев на голову панаму, выбежала из комнаты.

— Далеко от дома не уходи, — крикнул вслед Захарыч. — Слышишь, Юлька!

— Куда она уйдёт от тебя, — как-то недобро сказала Галина Макаровна.

— Одна она у меня, — вздохнул Захарыч. — Одна, понимаешь.

Галина Макаровна начала собирать со стола.

— Одна, — передразнила она старика. — Заладил-то чего? У тебя сын в городе, невестка, внук. Сиротой прикидываешься.

— Сына у меня нет, невестки, почитай, тоже. А внук… Давненько его не видел, сама, что ли, не знаешь.

— Знаю я всё, — Галина Макаровна помогла Захарычу встать и дойти до кровати. — Какая-никакая, а всё ж родня.

— Юлька всех мне дороже. Если бы не она…

— Вот заладил, чёрт старый, — разозлилась Галина Макаровна. — Слышать ничего не хочу. Замолчи!

Иван Захарович перевернулся на спину.

— Не уходи пока. Сядь рядом, почитай.

— Я очки дома оставила.

— Сходи за ними. Я подожду.

Галина Макаровна закивала.

— А говоришь, Юлька. Юлька-шпулька… Один он… Прикидывается… А чуть что — почитай ему. Ладно, приду сейчас, жди уж.

Глава вторая В берёзовой роще

Юлька вышла за калитку и пошла по размытой дождём дороге вдоль унылых домов и кривых заборов. Уже давно по этой дороге не ездили машины, да и люди ходили здесь редко. Некогда большая деревня почти вымерла. Осталось пятнадцать жилых домов, и в тех одни старики доживают. Кругом безнадёжность и буйная зелень; красота первозданной природы и уродство людского бытия. Что ни дом, то чёрная, замшелая коробка с пробитой крышей и треснутыми стёклами.