— Поставьте на место! Не прикасайтесь к маме. Уходите из моей комнаты. Уходите!
Прошло немало времени, прежде чем Майя встала с кровати и вышла в коридор. На часах было начало первого, на улице темно, в доме на первом этаже горел приглушённый свет — Римма читала книгу, сидя в кресле перед торшером.
Зайдя к Валере, Майя сразу включила свет. От щелчка и яркой вспышки Валера проснулся.
— Майка, зачем пришла, я только заснул.
— Поговорить хочу.
— О чём?
— Ко мне в комнату приходила Она.
Валера сел на кровати.
— Зачем приходила?
— Не знаю. Но я разрешила ей пройти, и Она брала в руки рамку с фотографией мамы.
— А ты? — Валера напрягся и, не моргая, смотрел на сестру.
— Я прогнала её.
— Правильно сделала. Я тебе говорил, Она не должна заходить в наши комнаты.
— Валер, — Майя села на кровать и всхлипнула. — Я что, предала маму?
— Нет, Майка.
— Но Она трогала рамку.
— Это ничего, Майка. — Валера обнял сестру за плечи. — Не думай об этом. Иди спать, поздно уже.
Утром Майя узнала, что Римма выпустила Тофика на улицу. Выпустила вопреки её предупреждениям и запретам. Это было сродни предательству и, разумеется, никакие доводы не действовали на девочку. Что ей пустые слова Риммы, её лживые оправдания, когда внутри всё так и клокочет и дышит негодованием.
— Я же говорила, чтобы вы не трогали Тофика. Говорила!
— Майя, он не подходил к лотку, просился на улицу, посмотри, как дверь поцарапал.
— Вы врёте! Вы специально выпустили Тофика, мне назло. Валера, скажи ей!
Валера стоял возле лестницы, и был сильно растерян. Десять минут назад его разбудил крик сестры, та плакала и кричала на Римму, а Римма, опустив глаза, словно провинившаяся школьница, смотрела в пол, заламывая себе руки.
— Май, успокойся, — сказал Валера, подойдя к входной двери. — Ничего с Тофиком не случится. Пошли, позовём его.
— Я уже звала, он не пришёл.
— Майя, я не хотела, — твердила Римма. — Мне казалось, он погуляет и вернётся.
— Конечно, вернётся, — громко сказал Валера, распахнув дверь. — Тофик! Тофик! Кис-кис-кис.
Майя выбежала на крыльцо и схватила брата за руку.
— Она его никогда не любила. Тофик! Тофик! Валер, его нет. Не верю ей! Врёт… Тофик, где ты? Тофик!
— Слушай, Майка, Тофику тоже хочется погулять. Он же всё-таки кот, нагуляется и придёт.
— Тофик — котёнок. Ему шесть месяцев. Пошли, поищем на соседских участках.
— Давай после завтрака.
— Валерка!
— Майка, успокойся.
Валера ничего не сказал сестре, но на этот раз он поверил Римме. Зная шкодливый характер Тофика, его привычку в нужный момент жалобно мяукать и делать страдальческую мордаху, он ничуть не удивился, что Римма выпустила котёнка на улицу. Пожалела, потому и открыла дверь. Майке этого не объяснишь, не поймёт, любые слова, сказанные в защиту Риммы, воспримутся в штыки.
Нехотя пройдя на кухню, Майя достала из холодильника пакет молока, и пачку хлопьев из шкафа.
— Давай, я подогрею молоко, — сказала Римма.
— Отстаньте, я сама.
Валера принялся делать яичницу с колбасой. Римма отстранённо стояла в стороне, наблюдая за действиями ребят.
— Я испекла оладьи. Они ещё тёплые. И чай свежий заварила.
— Я не ем оладьи, — отрывисто бросила Майя.
Валера промолчал.
Перекусив, они вышли из дома. На вопрос Риммы, куда идут, ничего не ответили. И лишь выйдя за калитку и пройдя метров пятьдесят, Валера позвонил отцу, сообщив, что они с Майей решили прогуляться по участкам и, быть может, сходят к реке.
— Что сказал папа? — спросила Майя.
— Интересовался, что у нас случилось?
— А ты?
— Сама же слышала, сказал, ничего не произошло.
— Теперь он позвонит ей. Обязательно позвонит. И Она опять начнёт ему врать. Тофик! Кис-кис-кис! Валер, если Тофик потерялся, я… тогда… Как папа не понимает… Она же…
— Найдётся твой Тофик. Смотри, Майка, ёж.
— Где?
Валера подошёл к разросшемуся кусту калины и сел на корточки.
— Большой ёж.
— Ой, Валер, сфотографируй его. Давай, Валер! Какой он прикольный. Фырчит как! Слышишь, Валер, слышишь?!
Ёж громко фыркал и норовил свернуться клубком. А когда Валера сделал несколько снимков, быстро-быстро повёл кожистым, похожим на кнопку чёрным носом, и дал дёру.
— Как побежал, — засмеялась Майя и внезапно осеклась.
— Ты чего?
— Я помню ежиху, которой мама каждый вечер оставляла в блюдце молоко.
— И я помню.
— Мне было тогда четыре года.
— Нет, пять.
— Или пять, — согласилась Майя. — Мама говорила, у той ежихи были ежата, но их я не видела. Они жили под домом.
Некоторое время ребята шли, не разговаривая, а свернув к полю и оставив позади садовое товарищество, Майя спросила:
— Ты часто вспоминаешь маму?
— Да.
— Я вспоминаю её каждый день. Особенно вечерами, перед сном.
— Не надо, Майка.
— Почему?
— Ты сама знаешь.
— Но я хочу говорить о ней. Каждый раз она приходила ко мне перед сном, и мы разговаривали.
— Мама читала тебе книгу.
— Нет. Мы просто разговаривали.
— Не спорь, я лучше знаю.
— Не знаешь. Ты не мог знать, тебя там не было.