Довольный и сытый он вернулся на Юлькин топчан. Щурил от удовольствия глазки, мурчал, умывая передней лапкой перепачканную тушёнкой морду.
Юлька продолжала махать перед Тофиком травинкой. Глупая, разве будет он теперь, после сытного ужина играть с травкой? Нет уж — дудки. Но внезапно травинка коснулась кончика носа, Тофик напрягся. А впрочем, подумалось котёнку, почему бы и нет? В конце концов, кот он или не кот?
Пытаясь поймать травинку, Тофик быстро перебирал шустрыми лапками с выпущенными коготками, виляя полосатым хвостом.
Неожиданно в углу послышался скрип, затем кашель. Тофик перестал мурчать, насторожился, Юлька замерла в какой-то загадочной нерешительности. Сухая травинка упала на пол.
Кровать заскрипела сильнее, Иван Захарович перевернулся на спину и захрипел:
— Юлька… Юлька…
Словно ожидая зов, будто бы специально ради этого зова она тут и очутилась и ждала его дни и ночи напролёт, Юлька соскочила с топчана, метнувшись к кровати Захарыча.
— Плохо, Юлька, — задыхаясь, проговорил старик. — Плохо, милая.
Юлька схватила руку Захарыча, начала её целовать.
— Воды, Юлька… Воды бы мне…
Она выбежала в прихожую. От её беготни Тофик сник окончательно. Не понравилась ему это резкая перемена в Юльке. За доли секунд она превратилась из милой и смешливой в заледенелую и чужую. Глаза горели синим блеском, каждая мышца напряжена до предела, дыхание прерывистое, боязливое, будто не своё — краденое.
Юлька и в самом деле боялась дышать. Как только в углу скрипнула кровать, всё потеряло смысл и интерес. Мир перевернулся, исчез, разбился вдребезги. Мира нет, есть только она и Захарыч, который лежит на кровати. Старику больно, он хрипит, просит о помощи, как тут можно спокойно дышать. Ведь в ушах стоит стук сердца, делаешь вдох, и слух на миг притупляется; выдох — и снова хорошо слышишь. Вдох — и можно пропустить нечто важное. Судьбоносное.
Если бы Юлька могла не дышать, она бы не дышала. Она хотела видеть, слышать, чувствовать Захарыча, подмечать малейшее изменение в его поведение, во взгляде и даже мыслях. Юлька любила старика больше собственной жизни, и страх неминуемой потери, настойчиво терзавший её последние месяцы, буквально выворачивал наизнанку натянутые струной нервы.
Сделав несколько глотков воды, Захарыч захотел встать с кровати. Юлька запротестовала, сжала старику ладонь, но он отмахнулся.
— Мне так лучше. Не могу лежать… Юлька! Всё тело горит. Я похожу, мне полегчает. Макаровну не зови, не надо. Прибежит, запаникует, а сделать ничего не сможет. Мы уж сами. Своими силами, да? Не бойся, Юлька, я поправлюсь, вот увидишь — поправлюсь.
Непривычно бойко дойдя до входной двери, Иван Захарович толкнул её и вышел на крыльцо. Облокотившись о перила, он с жадностью стал дышать прохладным ночным воздухом.
— Хорошо, — кивал он. — Уже хорошо. Сейчас подышу и отпустит. Напугал я тебя? Не пугайся, Юлька… Я встану, обещаю… Мы с тобой в лес пойдём за грибами. Осенние опята в этом году рано начнутся. В дальний лес отправимся, там место грибное.
Юлька потянула Захарыча в дом. Напугала её эта внезапная резвость старика, заставила задуматься. То еле-еле ногами передвигал, а то чуть ли не бегом до крылечка дошёл. Неспроста это, думала Юлька, продолжая тянуть Ивана Захаровича в комнату.
— Подожди, Юлька, дай подышать… Думаешь, лёжа на кровати, здоровее буду? Целыми днями лежу, бока ноют. По улице соскучился, смотри, как здесь хорошо, Юлька. Сколько звёзд! Ты гляди, гляди, звезда упала. Желание загадать надо.
Юлька поёжилась и сжала ладонью перила.
Тофик несмело высунул морду на крыльцо, мяукнул. Юлька спохватилась.
— Ты чего? — испугался Захарыч. — Да не убежит, что ты. Оставь его.
Но Юлька, подхватив котёнка на руки, внесла его в дом, положила на топчан, а сама вышла к Захарычу, не забыв плотно прикрыть за собой дверь.
— Понравился он тебе, — улыбнулся старик. — Хороший котейка. Надо нам с тобой ещё собаку завести, Юлька. Собака — это дело. Будка есть, а собаки нет, двор охранять некому. Ещё звезда упала. Сколько желаний сегодня загадаем, Юлька — успевай запоминать, — Захарыч засмеялся и почти сразу закашлял. — Молодой был и желания были, а сейчас кроме здоровья пожелать нечего. Эх, Юлька, нет здоровья, нет жизни. Ладно, пошли в дом, а то что-то зябко стало.
Прежде чем лечь, Захарыч сделал несколько глотков воды из ковшика, улыбнулся Юльке и сел на кровать.
— Без таблеток сегодня обошлись. А ты не верила, думала, умираю. Хе-хе… ещё поживу… повоюю.
Когда Иван Захарович уснул, Юлька тоже легла на топчан, прикрыв глаза. Хотелось тишины и покоя. Полежать с закрытыми глазами ни о чём не думая, ни о ком не беспокоясь — уже счастье. А тут и Тофик подошёл, тычет мордой в подбородок, уважение выказывает. Прижав котёнка к груди, Юлька задремала. Да так крепко, что до самого утра проспала в обнимку с Тофиком.
…В девять часов пришла Галина Макаровна. Юлька мыла полы в прихожей и старуха с порога начала негодовать:
— Ну! Чего, чего ты делаешь? Зачем тряпкой гваздаешь, грязюку развозишь?!