История одной дуэли

– А они всегда не вовремя! Что их раньше не было? Или не знали о них? Вот об этом вашим орлам, на заводе задницы греющим, раньше позаботиться надо было! – не выдержав, вспылил Жербин невольно, неожиданно даже для себя самого. – Профилактировать надо было ситуацию, так, кажется, на вашем языке это звучит? И местная наша власть проморгала… Завод давно ручки сложил, на село махнули. Для своих настроили коттеджи, как царьки какие, и успокоились! Ваши-то не улавливали обстановку? Не первый раз народ там трассу перекрывает!

– Прошляпили…

– Вот.

– И как раз сегодня.

– А им только этого и надо, – Жербин сказал это странно прозвучавшее для обоих слово «им», сам толком не зная, кого имел в виду, но, заметив, как внутренне напрягся генерал, осёкся.

– Зелёные, зараза их забери, – продолжил за него генерал.

«Неужели и у него кабинет прослушивается?» – мелькнуло в сознании Жербина, но он уже остановиться не мог:

– Зелёные или голубые, плевать! Главное, сам факт. Но народ понял всё правильно и правильные выводы сделал. Я поговорил с людьми. Честное слово дал, что проблему решу. Вместе с директором завода и его министром. Слава богу, верят ещё.

– Вот так.

– К тому же это не тот случай. Там о ситуации в Кремле и слова не звучало. Вы сообщили что-нибудь своим про пикеты?

– По телефону. Но без выводов.

– Рядовой случай, так и следует считать.

– У вас делегации были?

– Доложили?

Лежинский кивнул и предложил чаю.

– Ветераны. Их кто-то сподвигнул. – Жербин расслабился, откинулся на спинку стула. – И не они одни. Весь день круговерть. Исполком хотели провести, но полный состав не собрали. Отложили до утра.

Принесли горячий чай.

– Жене обещал ещё прийти поспать, – хмыкнул Жербин, сделав глоток, – но теперь уже не засну после такого крепкого…

Он поднял глаза на застывшего генерала, дожидающегося окончания фразы и сказал, ещё раз хмыкнув:

– …чая. Глаз не закрыть. Вы здесь, случаем, не чифирите?

– Не до этого.

– Что в столице? – резко спросил Жербин, посуровев лицом, будто и не вёл секундой раньше вольных рассуждений.

– Напряжённая ситуация. Непонятно ничего. Горбачёв в Форосе молчит. Комитет по чрезвычайному положению сформирован и действует. Янаев…

– Это по телевизору передавали, – перебил Жербин генерала. – Обстановка какая? Что Ельцин?

– Вот, шифрограмму прислали…

– Что в ней?

Лежинский молча протянул бумагу. Рука его дрожала.

– Ты что-то не договариваешь, генерал? – Жербин взял бумагу, но читать не стал.

– А что мне скрывать? Что знаю, то и вам говорю.

– Крючков же с Язовым фактически возглавляют комитет? – впился Жербин глазами в генерала.

– Вице-президент что-то плохо себя чувствует… Мне он показался даже нездоровым во время трансляции.

– Не пьян?

– Как можно?

– Танки в столице?

– Военные есть. Но это объясняется ситуацией.

– Значит, волнений нет?

Лежинский сумел промолчать, хотя пауза затянулась.

– К танкам народ в столице приучен, – не выдержал молчания Жербин. – Помните, ещё в январе в Москве бронетехника появилась? Но тогда сам Горбачёв указ подписал. А сейчас?

Лежинский неопределённо качнул головой, изобразив невнятное участие.

– И призывы к принятию чрезвычайных мер знакомы, – продолжал нагнетать Жербин. – Вспомните июнь. Павлов тогда не побоялся в Верховном Совете представления этих самых чрезвычайных полномочий требовать. Перепугал депутатов так, что Горбачёву приезжать пришлось и выступить. А ведь Павлова тогда, как по задуманной программе, поддерживал кто?..

Жербин попытался найти эмоции на лице генерала госбезопасности, но тщетно. Тот даже голову опустил к столу, чаем увлёкся не к месту.

– Крючков, Язов и Пуго! – жёстко закончил фразу председатель облисполкома, так и не дождавшись ответа собеседника.

Жербин тяжело поднялся, молча заходил по просторному кабинету, остановился у огромной карты Союза, зашторенной серой ширмочкой. Постоял, потеребил её задумчиво, будто желая заглянуть за занавес, но отдёрнул руку, отошёл к окну, которое заботливо закрыл ещё офицер, подававший чай. В кабинете загулял холодок от мощных импортных кондиционеров. Жербин поёжился, передёрнул зябко плечами. Большой кабинет, ухоженный, ни пылинки, ни соринки, но и живого ничего не было в нём. Цветов, аквариума, как у него, например, в исполкоме. К нему даже голуби залетали, а здесь жизнь не задерживалась, спешила покинуть, будто опасалась чего-то. Холод съедал живое, тёплое.

– Отставку президента мы переживали в своё время, – бросил от окна Жербин так и молчавшему генералу. – В апреле на пленуме ЦК Горбачёва довели до предела, а потом сами же его уговорили в перерыве забрать заявление. Всё пережили. Может, и это всё пустое?

– Хотелось бы стабильности, – выдавил из себя наконец-то генерал. – Государство в этом нуждается, как никогда.

– Да уж, прижало. Но сейчас всё это предпринимается в отсутствии Горбачёва.

– Сообщили, он тяжело болен.

– Где же успел? – Жербин вернулся к столику, отодвинул стул обеими руками, развернул и удобно уселся на него, словно на коня вскочил. – Только уехал на море, в объятиях врачей – всевозможных светил медицины, и на тебе!