История одной любви. Начало

На этот раз улыбка у сестренки вышла высокомерно-издевательской. Я с трудом преодолел позыв снова отшлепать. Она права, мы ушли из детства. Передо мной стояла современная девушка, она знала жизнь и свои права. В школе правам учат с первых классов, почему-то забывая упомянуть про обязанности. Спорить с такой — себе дороже, и я лишь тяжко вздохнул:

— Да, прошли, к сожалению. Хотя…

— Никаких «хотя». И — к счастью, а не к сожалению. Теперь мы взрослые и сами за себя отвечаем.

— За всех не говори. Я взрослый, а ты нет. Ставлю условие: немедленно одеться и вести себя предельно тихо, иначе…

Машка скривилась:

— Хватит строить из себя ханжу. А то мы не знаем, чем вы там занимаетесь. А вы, типа, не догадывались, чем здесь занимаемся мы.

Трудно описать, как внутри взбурлило. Дыхание стало тяжелым, взгляд налился чем-то нехорошим.

Сестренку пробрало, она оглянулась на дверь: успеет ли добежать и закрыться? Чтобы не смылась, я крепко схватил тоненькое предплечье — до боли.

— Завтра же вернешься домой, а сегодня чтоб ни звука, ни намека на что-то такое, за что захочется тебя выпороть. Иди.

Когда я вернулся, на выход поднялась Хадя. Очередь, однако.

Прошло две секунды, и она ворвалась обратно, испуганным жестом накрывая ладонью губы:

— Выхожу, а Захар тоже идет туда же. Он в одних трусах!

— Но ведь в трусах.

— В чужом доме, в чужом присутствии? «И скажет Иблис обитателям Огня: „У меня не было над вами никакой власти. Я лишь позвал вас, и вы вняли моему зову“».

— Ты верующая? Не знал.

— Слово «верующий» имеет разное наполнение. Религия — часть традиции. Когда говоришь «О, Господи» или поздравляешь кого-то с Пасхой — доказательство, что ты верующий?

— Но цитировать святые тексты…

— Когда говоришь «Око за око», «В чужом глазу бревна не замечает» — ты приводишь аргументы для ситуации, которая их вызвала, или молишься?

— Понял.

Я насупился. Хадя взбудоражено продолжала:

— Благими намерениями известно куда вымощена дорога. Если воспитывать недеянием, это не воспитание, а самоотстранение от воспитания, отмазка, чтобы не быть виноватым.

— Я же объяснил — поздно вмешиваться. Они просто уйдут в ночь, где может случиться нечто похуже.

Хадя не удостоила меня ответом. Она дождалась, пока туалет освободится, а по возвращении легла и отвернулась от меня. Через какое-то время донесся тихий голос:

— Если тебе интересно, то дверь на кухню закрыта, а на ручке висит бейсболка. Мое мнение, конечно, не важно, ты из другого мира, и Маша — именно твоя сестра, поэтому тебе решать, согласуется ли то, что происходит, с тем, что ты говорил о воспитании.

Меня не подняло — подбросило. Ведь наказал же негоднице. И если там то, что думаю…

Как ребята ни старались, а осторожные звуки, едва доносившиеся из-за двери, сомнений не оставили. Крышка вскипевшего внутри меня котла слетела, он взорвался. Удар плечом чуть не разнес в щепы косяки и не вырвал петли. Дверь распахнулась.

То, что я увидел… лучше бы не видел.

— Ты чего?! — взвилась Машка. — Мы же к вам не ввалива…

Я схватил ее поперек тела, впереди в воздух взвились брыкающиеся ноги, сзади меня колотили кулачки:

— Отпусти!

Вскочил Захар: глаза круглые, лицо в пятнах, ладони безуспешно прикрываются. Он попытался броситься на защиту. Молодец, хоть в чем-то мужик, но у меня силы удесятерились. Отлетевший паренек сполз по стеночке, и намерение помогать у него резко улетучилось.

— Так орать буду, весь квартал разбужу! — верещала Машка, пока кулаки молотили, а когти царапали. — Отпусти немедленно! Чем я хуже тебя?! Почему то, что тебе можно, другим нельзя?!

— Заткнись! Если соседи вызовут полицию, сдам пацана как насильника. Свидетели и свидетельства налицо.

— Н… не надо! — пролепетал Захар, растерявший весь боевой задор, — я не думал… Она сказала…

Казалось, еще миг, и он расплачется.

В дверях спальни стекленела от происходящего Хадя.

— Подай ремень, — бросил я ей, в то время как руки продолжали укрощать брыкавшегося дикого зверя.

Когда ремень из брюк оказался у меня, хрупкое тело в руках поняло, что обратного пути нет. В ожидании неизбежного оно съежилось, перекинутое через коленку. Голова свесилась, ладони уперлись в пол.

— А-а! — вылетел отклик на первую встречу белой и черной кож.

Побледневшая Хадя отвернулась. Захар скрючился в позе эмбриона.

— Ой! — второй крик боли разнесся где-то внизу, далеко от места событий.

За ним последовал третий, четвертый, пятый… Белые луны вспухали кометными хвостами, а когда Захар попытался что-то пикнуть, сдвоенный плоский змей уставился ему в лоб:

— Ты следующий!

В ответ Захар подхватил вещи и был таков.

Едва донесся звук захлопнувшейся входной двери, мой запал иссяк. Провинившееся создание выскользнуло из рук, Хадя накинула на него свой халат. Все молчали.

— А где Захар? — Бегающий Машкин взгляд только сейчас заметил отсутствие бойфренда. До сих пор ей было не до того.

— Где-то на пути домой.

— Трус. Будто я одна виновата. Даже не заступился.

Хотелось сказать, что парень пытался вступиться, но припомнилась история во дворе, где тот больше притворялся героем, чем был. Я промолчал.