История одной любви. Окончание

Грозный окрик прекратил не только наше шептание. В тишине, нарушаемой лишь топотом берцев, начались странные перестроения. Мокреньких наяд из рва-бассейна сначала поставили в общий ряд, теперь согнали в центр. С собравшихся в кучку русалок все еще текло, кожа блестела. Подгоняемые прикладами, они гуськом проследовали на ринг. Командир спецназовцев обратился к ним:

— Танцевать умеете?

Девушки дружно построились, словно полжизни репетировали, и в никогда не виданном мной антураже началось исполнение «Танца маленьких утят». Одновременно из колонок грянула соответствующая музыка. ТататАтатататА, тататАтатататА, тататататататА та та та та.

Глаза полезли на лоб: что происходит? И почему прочий персонал не вывели из служебных помещений? Это занимало не одного меня. Мужчины, кто смог оторвать глаза от сцены, крутили головами. Среди нас нет ни официанток, ни работников кухни. Также отсутствовали охранники и сам господин Мурад.

Очень своевременно раздался его голос:

— Уважаемые гости, прошу прощения, если кто-то испытал страх или негодование, но отрицательные эмоции — тоже эмоции, а к нам ходят за ощущениями. Спецназ не настоящий, это актеры.

Солидно экипированные актеры поклонились. Прожектора выключились.

Кто-то из гостей смачно выругался. Кое-кто опустился на пол — ноги не держали. В том числе Снежка. Тимоха подхватил ее, склонился, стал успокаивать. Многие что-то пробурчали под нос, отчего по залу поплыл невнятный гул, его разогнало продолжение речи:

— Маленькая забава устроена для поднятия тонуса. Я уверен: завтра вам будет, что вспомнить. Только что многие составили в голове списки дел, которые должны были сделать, прежде чем отправиться сюда. Я знаю, что теперь недочеты будут устранены, и в следующий раз вы придете подготовленными. От вмешательства извне никто не застрахован, и если однажды «маски-шоу» окажется настоящим, никто не пострадает. Сейчас прошу пройти на места, основное блюдо подано и ожидает вас. Приятного отдыха.

Сквозь оторопевшую толпу, медленно приходившую в себя, со сцены хлынула волна русалок, они попрыгали в спасительную рукотворную речку и только там почувствовали себя в безопасности, показывая пример зрителям: идите, мол, туда, где вам комфортно, подумать о будущем можно и там.

Настя не отлипала от меня, нервы пошаливали, и это говорило, что подобное произошло здесь впервые.

На пороге кабинки я застыл: внутри ждал сюрприз.

Пока нас держали у ринга, в отведенном нам помещении кое-что изменилось. Разложенные диваны превратили кабинку в сплошное спальное место, но внимание привлекло не столько оно, сколько блюдо, разложенное вдоль середины широкого ложа: обескураживающее, нескромное, заводное. Потому что живое. Роль блюда исполняла нагая девица, поверх которой выложили уйму съестного. На лице — белая маска гейши, а дальше, от ключицы до ступней — сплошные лакомства. Поскольку день был японским, в меню преобладали суши и прочая странная для русского глаза пища. Отменные сталагмиты живого столика топорщились ежами разноцветных роллов, пупочек исполнял роль блюдца для васаби. К ребрам, словно больные пиявки, присосались креветки. Живот и ноги по всей длине стали подставкой под водорослевые листья, поверх которых лежали кусочки рыбы. Между ними нашлось место для зернистых кучек черной и красной икры. Фарфоровая треугольная пиалка с соевым соусом оказалась в интересном месте, идеально подходившим для ее формы, а обе ладони сжимали комплекты палочек для еды. Приглушенный свет позволял все видеть, но не давал возможности разглядеть детально.

С очередной ухмылкой войны полов Настя указала на «столик» — мол, все для вас, мужиков, живите и радуйтесь. Из-под сакур вновь полились звуки сямисэна.

В кабинку заглянул Мурад:

— Все хорошо? Наш выбор столешницы устраивает?

Вопрос был обращен ко мне.

Живая мебель замерла на полувдохе. Допускаю, что если от «столика» отказываются, его штрафуют или увольняют. Исполнявшая роль столика девушка была чуточку крупновата, объемами напоминала Настю, а в росте превосходила. На вид она выглядела молодо, формы были до безобразия привлекательны, кожа — безупречна. На нас смотрели беззащитные ступни, роллы шевелились, словно поставленные поверх желе, в соуснице волнительно колыхалась жидкость. Итого: «столик» волновал все имевшиеся чувства, по бокам оставалось много места, куда приглашались дорогие гости, а ничего другого мне не требовалось.

— Все замечательно, — уверил я.

Оставленные наедине с едой, мы забрались на ложе. Настя уселась на подобранные колени, а мне пришлось лечь на бок с упором на локоть. Классический костюм, если боишься его помять — не лучший выбор для валяния на диванах.

Умница Настя, начавшая распаковывать свои палочки для еды, заметила мою неустроенность. Можно представить, что по жизни она всегда такая внимательная к людям и вся из себя заботливая, но больше похоже, что сказался прежний опыт.

— Можешь снять брюки, если мешают, мои чувства это не оскорбит, — разрешила она.

Я пробурчал:

— Зато мне ударит по чувству собственного достоинства.