История одной любви. Окончание

Голос выходил пришепетывающим, говорить было трудно. Окружающее сжалось до щелочки из-за наливавшихся вокруг глаз отеков.

От сопровождения я отказался, и Тимоха выдохнул с облечением. Проблем никто не любит. Через десять минут попутка довезла меня до нужного дома. За мой внешний вид частный бомбила взял двойную цену, зато помог выйти. Около дома пришлось ждать, когда неспешная мамаша уведет заигравшегося ребенка, затем мужик вывел собаку на прогулку. В момент затишья я скользнул внутрь, по лестнице, чтобы не пересечься с соседями, и добрался до своего этажа. Когда ключ вставлялся в замок, глаза окончательно заплыли. Мир исчез.

В открывшейся двери охнуло, нежные руки втащили меня внутрь.

— Что случилось?! Нет, молчи, тебе больно. Если пришел сюда, то в больницу и полицию не хочешь, правильно? Сейчас я все сделаю.

Следующие пару часов меня приводили в божеский вид. В ход шли йод, вата, бинты, какие-то примочки и полотенца. В плане врачевания Хадя оказалась мастером. Видимо, брат частенько предоставлял возможность практики. Разутого и избавленного от верхней одежды, меня уложили в кровать, и спасительница-домохозяюшка стала колдовать над моим лицом.

Когда я выбрал ехать сюда, о единственной кровати не думалось. Теперь поздно что-то менять, выкручиваться придется той, кому я доверился. Той, которая сначала доверилась мне.

По ветерку над лицом стало понятно, что Хадя склонилась к щеке:

— Есть или пить ты сейчас не сможешь. Когда захочешь, скажи, разогрею бульон и пюре, кормить буду с ложечки. Пить будешь тоже с ложки или через трубку. Руки, как понимаю, отбиты и не действуют. Видишь что-нибудь?

— Ыт, — отрицательно промычал я.

— Приподнять поочередно поясницу и затылок сможешь?

— Ыгы.

По мне снова промчался ветерок — Хадя вздохнула. Раздалась команда:

— Давай.

Заботливые руки стянули рубашку вместе с майкой. Таким же манером с ног съехали и упали на пол штаны.

В одном помещении с девушкой-горянкой находился чужой мужчина в трусах. Чувствовалось, как это выбивает ее из колеи. С другой стороны, перед ней — друг, которому требуется помощь. Хадя сходила с ума, напряжение ощущалось даже на расстоянии — по голосу и движениям.

Милосердие победило.

— Живого места нет, все красное, черное или синее, ссадины кровоточат, и много крови с лица натекло. Перевернуться сможешь? Тебя нужно помыть.

Надорванные губы распухли, слова получались странными, но понятными:

— Агу анну ати.

— Можешь в ванну пройти? Давай. Я помогу.

Дойти оказалось полдела, мои ноги через бортик пришлось перебрасывать Хаде, одновременно придерживая за талию мой ощутимый вес, почти вдвое превосходивший ее. Я ожидал душ, вместо этого меня осторожно обтирала смоченная в теплой воде губка, а затем промакивало полотенце. Когда открытые места закончились, дело застопорилось. Глаза не видели, все болело, но волны шторма, который бушевал в Хаде, доставали и меня.

— Кваздик, не помочь не могу, но если кому-нибудь расскажешь, мне придется покончить с собой.

Смелое движение сорвало с меня последний защитный покров.

Переодеваться в чистое смысла не было, после омовения Хадя снова уложила меня в постель. Укутав одеялом, она долго шелестела тряпками, насколько я понял — стелила себе на полу.

— О оно, — сказал я.

— Окно? Окно закрыто. Открыть?

— Эт. О оно.

— Холодно? Еще укрыть?

— Э э о оно.

— Мне не холодно. Все нормально. Если что-то понадобится — зови.

* * *

Следующие дни я приходил в себя. Хадя ухаживала за мной, как за маленьким ребенком. Стеснение осталось в прошлом, ситуация вынудила. Хадя мыла меня и одевала, кормила с ложечки, ночью вскакивала по первому зову и любому стону. То, что в первый раз казалось невозможным и вовсе за гранью, все равно делалось, во второй раз оно проходило быстрее, хотя и со скрипом, а к четвертому становилось привычным. Мое тело перестало быть тайной для Хади, в то же время в ее глазах оно не было телом мужчины. Просто разбитый организм, которому требовалась помощь. Преодолевая стыд и робость, она оказывала эту помощь, и чем больший достигался эффект, тем большую радость доставляло дальнейшее ухаживание за мной.

Сначала я ликовал: какое счастье, что нет живого места и все болит! Страшно представить, как отреагировала бы добровольная помощница, если бы сил организма хватило на адекватное выражение чувств. Как выяснилось, я недооценил свой организм. Это случилось уже на втором мытье. Не будь я синим, стал бы красным.

Хадя раздумывала всего миг.

— Насколько я наслышана, у мужчин это неконтролируемо. Ты же не специально?

Я отрицательно мотнул головой.

— Тогда сделаем вид, что ничего не происходит.

Мое лицо совершило несколько согласных движений в вертикальной плоскости, и больше мы скользкой темы не касались.