Через два дома находится книжный магазин, я мог прийти в него за какой-то особой книгой — это если спросят, как оказался в такой дали. Если быстро собраться, добегу.
«В „Книгочее“» — ответил я.
Взгляд поднялся на Хадю. Она читала мое состояние, как открытую книгу, и чувствовалось, что в голове под тугой косой все не так спокойно, как снаружи.
— Произошло что-то важное, не буду мешать.
Она хотела выйти, но я остановил, показав жестом, что вовсе необязательно.
Пришел ответ, точнее — вопрос:
«Когда будешь дома?»
«Вечером, — быстро настучал я. — Но могу подъехать сейчас».
«Через час у твоего подъезда. Тебя заберут. Только без глупостей. Что бы ни говорила Т, встреча будет потому, что ты кунак Гаруна, жил на Кавказе и имеешь что сказать».
Мне дали час. На машине доберусь быстро, значит есть немного времени подумать.
Что взять с собой на встречу? Телефон — кладезь информации, там все контакты, включая новый номер Хади, пусть он и зарегистрирован на меня. Если это выяснится — возникнут вопросы. А если ей позвонят? Чужому она вряд ли ответит, но если с моего номера донесется стон вместо голоса — очень даже. Или если от моего имени придет сообщение вроде такого: «Случилось ужасное, срочно приезжай». Женское сердце не выдержит.
Я подтер в телефоне лишнее, написал заявление в полицию, где перечислил все известные факты, и положил его в запечатанный конверт вместе с записью разговора с Теплицыной — во время встречи телефон в кармане работал в режиме диктофона, но собеседнице об этом знать не полагалось. Запись — одновременно страховка для меня и улика против Гасана, если в отношении меня предпримут что-то непредусмотренное.
Когда я обувался в прихожей, придумывая, как объяснить Хаде, почему продолжаю портить праздник, она уже гремела чем-то на кухне. Но даже там она почувствовала мою взвинченность.
— Кваздик, что ты задумал? Ты идешь делать что-то неправильное.
— Наоборот, правильное.
Я посмотрел на вышедшую ко мне Хадю в упор. Она поняла.
— Гасан?
— Да. — Я вздохнул. — Если не вернусь до вечера, иди с этим в полицию.
— Не надо! — Протянутый конверт отлетел в сторону, в огромных глазах блеснуло. — Ты не должен, это не твоя война!
— Ошибаешься. Очень даже моя.
Казалось, еще секунда, и Хадя бросится мне на шею. Я не выдержал, ноги сами сделали шаг навстречу. Как в тот день, когда в квартиру пришла полиция и казалось, что всему конец, мы оказались в таком же тесном объятии. Мои руки не хотели выпускать прильнувшее счастье, а оно не хотело высвобождаться. Уходить расхотелось. Я забыл, куда шел. И зачем. Все исчезло, кроме здесь и сейчас.
— Ты мне как брат, понимаешь? — услышали мои уши. — Ты даже больше чем брат.
Ответно хотелось выплеснуть давно сдерживаемое, но ладонь той, что тоже больше чем сестра, причем намного больше, запечатала мне рот. Снова запрет сказать о главном. Но разве слова — главное? Сплетенные тела говорили больше.
Тела не умели лгать. Один случившийся раз можно объяснить другими мотивами. Можно заставить о нем забыть… на время. Сейчас игры кончились, наши объятия были настоящими. Совсем не братскими.
— Если ты не вернешься, я никогда себя не прощу. Сначала Гарун с Мадиной, теперь ты… Не уходи!
— Я вернусь. Ты будешь ждать?
— Я уже жду! У меня никого не осталось… Все, кого любила… Теперь и ты… Зачем тогда жить дальше?
Я наклонился к ней, губы нашли друг друга. Взрыв! Нет, нечто большее. Полное единение на фоне разлетевшихся осколков сознания. Так люди сходят с ума, так рождаются и умирают звезды.
Как ни хотелось, это не могло продолжаться вечно. Звездный полет прервался, Хадя высвободилась.
— Иди, — сказала она, отворачиваясь. Голос стал жестким и отстраненным. — Не слушай меня. Ты мужчина, поступай, как считаешь нужным. Мое дело ждать, и я буду ждать. Иди.
Глава 5
По телефону следовали команды:
— Сядь на скамейку у подъезда. Под ней скотчем прикреплена полоска ткани, нащупал? Когда рядом никого не будет, завяжи глаза.
Едва повязка скрыла мир, рядом скрипнули тормоза.
— Кваздапил? Документ есть?
— Мне сказали «Без глупостей», поэтому нет.
— Дерзкий, да? Откуда знаешь Люську-Теплицу?
— Учимся вместе. Могу перечислить всех сокурсников и преподавателей. В моем телефоне есть их контакты.
На этом опознание личности завершилось. Кто-то обшарил мою фигуру и карманы на предмет сюрпризов, телефон ушел в чужие руки, а меня препроводили в низкую легковушку.
— Без резких движений. Мы нервные.
Последовало несколько слов на своем языке, сказанных, видимо, водителю. Дальше меня везли и затем вели молча, много кружили и, наконец, введенного внутрь некоего помещения, остановили и развернули. Ногами я почувствовал сзади кресло и сел.
— Можешь снять повязку.
В кресле напротив сидел Гасан — намного более бородатый, чем в день убийства, худой, напряженный. Глаза жгли, кулаки сжимались. Нас разделял большой цветастый ковер, по бокам от меня стояли два парня, плотные цветастые шторы были закрыты. Мы находились в стареньком частном доме, на это намекали кривоватые стены и труба вентиляции, проходившая в углу низкого беленого потолка.