История одной любви. Окончание

Частный дом с низкими потолками — единственная полезная информация. Кстати, важная. Имея только ее, я могу найти Гасана, дело во времени. Можно обойти весь частный сектор под видом контролера газовой службы или замены каких-то очередных счетчиков газа-воды-воздуха-электричества. Да хоть проверки состояния вай-фая. Город не настолько большой, чтобы не обнаружить дом с вечно закрытыми цветастыми шторами, это дело пары недель, а при везении и того меньше. Затем — просто следить за домом, чтобы убедиться, что в нем проживают товарищи с Кавказа. И можно переходить ко второй фазе, о подробностях которой не имею ни малейшего представления.

Вторая фаза — отомстить за Гаруна.

Но дело сдвинулось с мертвой точки. Я посмотрел врагу в глаза. Он видел мои. Убийца друга должен умереть, я постепенно свыкался с этой мыслью. Теперь мечта должна стать планом, а тот — действием. Хватит ли пороху в пороховницах? Скоро узнаем.

Хадя не встретила меня в дверях. Одетая в мою рубашку, с расплетенной косой она лежала ничком на постели с закрытым ладонями лицом, а заметные сквозь пальцы отечные припухлости говорили, сколько ей пришлось выплакать.

— Я вернулся.

— Я рада.

Она продолжала лежать лицом вниз, голос едва доносился — глухой и рваный. Из-под рубахи торчали голые ноги, и впервые Хаде было все равно. Захотелось погладить нежные пяточки, даже поцеловать. Ну и мысли. Ахтунг, алярм! Всколыхнувшуюся волну я подавил в зародыше, и моя рука медленно погладила Хадю по рассыпавшимся волосам.

Меня не одернули.

— Я нашел Гасана.

— Я рада.

Не похоже. Что-то в ней, конечно, приняло эту информацию в нужном ключе, в котором требовали принять обычаи. Хадя должна была обрадоваться — и необходимое случаю прозвучало, но ее душа, мысли и чаяния в сказанном отсутствовали.

Я знал, что делать этого нельзя, и все равно присел под бок немому отчаянию, и ладонь вновь ощутила нежность черных волос. Сейчас черный цвет был цветом трагедии, и трагедия была настоящей, до слез, до внутреннего слома, до желания уничтожить всех, кто в ней повинен. Последнее было исключительно моим чувством. Очень сильным.

— Глупая. — В донесшемся до меня голосе не было жизни. Слова неслись из бесконечного далека, из настоящего ада, где все это время находилась Хадя. — Жалела себя, что потеряла брата и сестру, это казалось концом жизни. Сегодня я могла потерять все. Не могу так больше. Нет сил.

— Я тоже.

Огромное напряжение создало невыносимый электрический ток, он превратил человеческую руду, притворявшуюся стальной, в магниты, их потянуло друг к другу. Тела обрели собственную волю. Руки — свободу. Рубашка была просто сорвана — некогда искать никому не нужные пуговки, каждый миг стоил жизни. Реальность обратилась в цветные пятна, они плясали в голове, готовой взорваться, а мои руки и губы творили такое, что Хаде в страшном сне не приснилось бы. И вдруг…

Родинка. Надо же, в каком месте. Больше ни один мужчина не увидит ее, даю слово. Теперь это моя родинка.

Чувственное взаимоуничтожение продолжилось. В какой-то немыслимый момент раздалось:

— Кваздик, не надо!

Не надо?! Надо! Именно это. Именно сейчас. Жизнь дает лишь один шанс. Вчера было рано, завтра будет поздно, как говорил один ломатель истории.

— Не надо… — молил странный шепот, пока закрытые глаза с болью жмурились, а кулаки бездумно мяли покрывало.

— Хадя, милая, я люблю тебя…

— Не надо…

— Люблю…

Глава 6

Алое забытье отпустило не сразу. Щель в трудно отворившихся глазах показала завернувшуюся в халат Хадю — ее трясло в углу, куда она забилась. Черная паутина волос, не заплетенных в косу, опутывала плечи, струилась по рукам и прижатым к груди коленям, липла к бедрам.

— Хадя!

Меня бросило в ней. Я обнимал, она отстранялась, ее тело бездумно раскачивалось и напоминало забытый метроном — работающий, но никому не нужный, потерявший смысл существования.

— Что мы наделали… что я наделала!

— Ничего такого, о чем стоит жалеть. — Я по-мужски взял в руки и себя, и ее. — Ты выйдешь за меня замуж, и все станет как надо.

— Ты ничего не понимаешь! Вообще ничего! Что же я наделала…

Истерику требовалось прекратить, я перенес внимание на более приятное:

— Когда мы подадим заявление?

— Никогда!

— Перестань, мы же любим друг друга. Мы…

— Нет никаких «мы»! У нас мужа девушке выбирают родители. Ты не наш, мы с тобой никогда не сможем пожениться.

Хадю трясло и перекручивало, пришлось сжать ее крепче.

— Мы не «у вас», здесь ты можешь жить как хочешь и с кем хочешь. Возникнут проблемы — я смогу защитить. Мы можем уехать в любой город, просто ткни пальцем в карту. Даже в глобус. Весь мир у твоих ног. Для людей, которые хотят быть вместе, преград не существует.

— На моей родине…

— Твоя малая родина далеко, где-то там, за тридевять земель, за лесами, полями и горами. Теперь ты живешь в мире большой родины. Этот мир другой. Привыкай к нему. Он не настолько плох, как может казаться. Мы научимся совмещать плюсы твоего и моего миров, и жизнь станет лучше, чем могла быть по отдельности.

— Родина не там, родина здесь! — Хадина ладонь с болью сжала собственное сердце.