История одной любви. Окончание

— Хорошо-хорошо, сынок. Одно добавлю: Надя мне понравилась, Папе я все рассказала…

— Мама! Папа, скажи ей!

— Мать, — подал голос отец. — Оставь сына в покое. Это его жизнь, сам разберется.

— Да, — с пылом поддакнула Машка. — Разберется.

А глаза спрашивали: дескать, правда, а как же Надя?! Ты, братишка, ушел от ответа про нее!

Поздним вечером, когда мы улеглись в своих кроватях, Машка насела:

— Вы с Надей вроде бы так любили друг друга, а в клуб ты ходил с другой. И сюда она с тобой не приехала. Что-то произошло? Вы поссорились? Она узнала, что у тебя есть другая?

— Машенька, не надо.

— Как это не надо?! — Ее вынесло из постели, закутанная в одеяло фигурка присела рядом со мной. — У тебя проблемы, и твоя девушка может пострадать, проще всего давить на человека через любимых. Счастье любимого не может быть разменной монетой в других играх, особенно когда на кону — жизни!

Откуда у Машки эти менторские интонации? Умные книжки читает?

— Надя уже счастлива, — не удержался я.

Машка запнулась.

— Без тебя? — вырвалось, наконец, уточнение.

— Да.

— И ты ничего не делаешь, чтобы вернуть ее?

— Сделал все, что в человеческих силах.

— Значит, не все, если она не с тобой. Обещаю: как только разберемся с Первым, я помогу тебе вернуть Надю.

— Снова ты про Первого? — Я рывком сел, теперь мы сидели рядом и глядели в одну сторону. В стену. — Я объяснил: это невозможно, твоя жертва будет бессмысленна и напрасна.

— Ты четырежды неправ! Не жертва, не бессмысленна, не напрасна, а главное — возможно! И тебе ничего не придется делать, только найти нужную аппаратуру. Я все беру на себя. Как можно назвать напрасным и бессмысленным то, что делается ради родного брата?!

Логика казалась непробиваемой, но именно, что только казалась. Я покрутил тему со всех сторон, и пришло понимание, где искать аргументы.

— Скажи, почему Даниловы игры с подставами резко прекратились?

Машу словно ударили.

— Не хочу.

— Произошло что-то страшное? С кем?

Догадка оказалась верной.

— С Аленой. — Сестренка горестно выдохнула. — Данила требовал, чтобы она липла к одному парню… В общем, несколько раз ее увозили в такие места, где заснять невозможно, а тот парень был не один. Алена вопила, что больше не поедет, а Данила силой заставлял ее продолжать. Однажды у него все получилось: наша территория, камеры предельно замаскированы, еще одна дублирует через окно из соседнего дома… Но шторы закрыли, а замаскированную аппаратуру обнаружили. Алену к утру вернули в таком виде и состоянии, что теперь ей никогда никого не соблазнить, а Даниле сделали морально-физическое внушение — чтобы знал, с кем можно связываться, а с кем нельзя. Когда девчонки увидели Алену после больницы, все собрались и объявили, что больше никаких съемок для вымогательств не будет! Мы все вместе выступили заодно, и Данила ничего не смог поделать.

— И ты не сделала выводов из этой истории?

— Почему же? Все на поверхности: на каждую силу найдется другая сила, а против хитрости — хитрость. Нельзя вечно выигрывать. Но если хитрость применить против силы…

— Стоп, все неправильно. Ты рассматриваешь только финалы. Если само дело не право, то неважно, кто победил в конце. Цель не оправдывает средства.

— Еще как оправдывает. Если цель благородна…

Вот так и появляются террористы.

— Ты и вправду еще ребенок. — Я обнял ее за плечи. — Фраза о цели и средствах — лакмусовая бумажка, ответ отличает зрелого человека от подростка, готового уничтожить мир ради прихоти.

— Глупости. Что может быть важнее жизни, любви, счастья? За это можно и нужно бороться любыми средствами!

— В тебе говорит обиженное дитя. Есть вещи важнее, ты их знаешь. Родина. Семья. Счастье любимого. Еще — долг, честь, совесть. Звучит пафосно, прости. В твоем кругу над этим принято прикалываться. Недавно я сам был таким. Только со временем понимаешь, что в жизни главнее. Только через боль и потери.

Машенька не ответила. Поняла ли? Не важно. Слова сказаны, отношение выражено. Сестренка молчала, щека лежала на моем плече, руки задумчиво крутили свесившийся локон.

Пусть думает, в ее возрасте — самое время.

Мы долго сидели в обнимку, глядя вдаль. Уже не в стену. Впервые Машенька молчала так долго (ну, впервые не во сне), и говорить не требовалось. Говорили души. И отвечали.

Идиллию разрушил звонок телефона. Я оставил его в прихожей, теперь там истошно звенело и тренькало. Вставать, куда-то идти и, тем более, отвечать категорически не хотелось.

— Принести? — предложила Машенька. — Вдруг что-то важное?

— Не поверишь, но самое важное произошло только что. Мы с тобой поговорили по-взрослому. И — главное — поняли друг друга. Мне так кажется.

— И мне. Я все-таки принесу.

Невыносимо орущее чудо человеческой мысли, постепенно заменявшее сами мысли, упало мне в руки. Чтоб не мешать, Машенька тихо вышла на кухню, где все еще сидели папа с мамой.