Осенью 1995 г. мы поставили там крохотный щитовой домишко: 12 кв. м комнатка и две верандочки по 8 кв. м. Осенью 1996 г. мы туда перевезли почти весь скарб со Смоленщины, включая холодильник «Днепр». Великий долгожитель и не менее великий путешественник, в Москву он был привезён Леночкиной бабушкой Гитусей из Харькова, когда она решила воссоединиться со своей сестрой в Москве. Долгое время этот холодильник служил двум сёстрам, потом постоял немножко у Лены в Шмитовском проезде, когда она съехалась со своей бабушкой путём обмена, был увезён на Смоленщину, а оттуда – к нам в Спасс-Косицы. После его «кончины» мы подсчитали его «послужной» стаж – около 50 лет!
Лето 1996 г. мы с Машкой провели в Спасс-Косицах вдвоём. Дед приезжал к нам на выходные, а в августе мы все уехали в Евпаторию.
На следующее лето я пригласила к себе на «новую дачу» Ларису с её внуком Димой. Тогда же к нам присоединилась 4-летняя Анечка (младшая Машина сестра, почти ровесница Димы, и позже – Маринин сын Кирилл.
Это было жуткое лето. Все наши дети в самом начале лета чем-то жестоко отравились, у всех четверых начался жутчайший понос, и если старшенький Кирилл хотя бы бегал самостоятельно в сортир, то остальные трое не слезали с горшков, которые я не успевала за ними выносить: выношу один, возвращаюсь – кто-то сидит уже на другом и т. д.
С Ларисой мы жили очень плохо. Я специально для неё с Димочкой поставила новый хозблок, но она поселилась там одна: «Твои дети будут жить в хоромах (в 12-метровой комнатке впятером), а Димочка – в сарае!?» – заявила она мне. И оставила Димочку у меня. Я сделала в своей комнатушке две 2-этажные кровати, но детей-то было четверо! Пришлось для Кирюши ставить раскладушку посреди комнаты. Лариса после ужина отправлялась к себе – в «сарай», как она говорила, – хотя я постаралась этот «сарай» как могла, облагородить: завесила стены коврами, чтоб не дуло; на пол постелила в два слоя ковровые дорожки и т. д. Но это жилище было «не достойно» её Димочки, и он ночевал у нас. А Димочка был очень привязан к своей бабушке Ларисе и очень страдал от того, что его оставляли со мной. И вот ночью он начинал плакать: ему надо на горшочек, я высаживаю его, потом снова укладываю в постельку, он плачет, а Лариса в это время «страдает» от бессонницы в «сарае».
Мои дети скоро всё-таки пошли на поправку, а Димочка всё болел и болел. Наконец Лариса вызвала ему скорую помощь, и их вместе увезли в больницу аж в Нарофоминск, где они пролежали недели 2–3, потом уехали в Москву, а потом, окончательно выздоровев, вернулись к нам на дачу.
Интересно, что первое, а то и два лета Лариса и её дочка Ева ездили к нам на дачу только «на Мите». Лёва ездил на автобусе, мужик, который помогал мне обустраиваться, сделал мне и двухэтажные кровати, и крылечки, и много чего прочего, ездил на автобусе, а Лариса с дочкой Евочкой – только на Митиной машине. И когда вдруг Митя не мог их отвезти или привезти, случался большой скандал. Лариса вообще находила очень много поводов, чтобы обидеться на меня. Таковое происходило через день-два, причём серьёзно, с объявлением мне бойкота: она уходила к себе, ложилась в постель и не выходила к нашим трапезам. А питались мы за одним столом. Димочку, впрочем, она всегда оставляла на меня. Когда он несколько подрос, она просила его варить кофе у меня на кухне и относить ей. Очень сложными были, пожалуй что, целых два лета. Я чувствовала себя последней сволочью, но никак никогда не понимала, чем я её в очередной раз так жестоко обидела, что она объявляла мне голодовку. У меня был немалый опыт совместного проживания с детишками на даче с Леной и с Натальей, и у нас никогда не было никаких конфликтов. А с Ларисой – это был образ жизни: я то и дело виновата, а она – обиженная. Мы с ней, вместе проживая, построили баньку, настоящую, русскую – мы с Натальей до сих пор радуемся, что у нас она есть, и заставляем Лёвушку топить нам её, по крайней мере, каждый 5-й день! У меня в хозблоке отпуска три провели Муравьёвы – наш любимый и незабвенный Володюшка с женой Таней. И только после того, как они перестали к нам ездить (Володюшка скончался в 2001 году), я вдруг обнаружила (когда наш московский сосед по лестничной клетке Энрико Эскюзан, привёз нам очередной, очень хороший диван), что в хозблоке-то у меня стоят один полноценный диван и одна детская кроватка, которую Лёва смастерил ещё на Смоленщине для маленького Данилы. Ни разу Муравьёвы не сказали мне и не дали понять, что им не совсем уютно в моём хозблоке!