Примерно на третий день по её возвращении мы с Машей поехали её навестить. Борис, который уже на правах мужа жил у Лены, был настолько мил и любезен, что взял Машку «на себя», позволив нам с Леночкой как следует пообщаться наедине.
«Как ты думаешь, – спросила меня Леночка, – где я была вчера?» «Ну, откуда же мне знать?!» – воскликнула я. «У нотариуса», – ответила Леночка. «Как! – воскликнула я. – Неужели завещание писала?!» – «Ничего я не писала, – возразила Лена, – всё уже было написано. Я только подписала». И она рассказала мне, что Борис уговорил, заставил её подписать завещание, по которому всё её движимое и недвижимое имущество: квартира, машина, гараж и все её драгоценности (а они у неё были, благодаря отцу и брату) отходят к нему. «Ты с ума сошла?! – вскричала я. – А как же Петя (её единственный, причём далеко не очень здоровый, мягко выражаясь, сын)?» «У меня нет сил сопротивляться», – сказала Леночка и взяла с меня слово, что я до самой её смерти никому не скажу об этом завещании. Я до сих пор чувствую себя виноватой перед Петей, но могла ли я не сдержать слово? Так что Пете почти ничего не досталось. Единственное, о чём забыл Борис, – это о том, что у Лены была ещё одна квартира в Кузьминках. Когда он об этом вспомнил, Петины родственники целых 3 месяца уговаривали Бориса отказаться от неё в пользу Лапиных.
3 апреля 1995 г. Леночке исполнилось 50 лет. Она была дома, не в больнице, собрались её друзья – их было очень немало. Борис накрыл для нас стол, мы выпивали за Леночкино здоровье, которого уже не было, и видно было, что уже не будет. Леночка ни выпивать, ни закусывать с нами не могла, она тогда питалась какой-то специальной едой из банок, полученных в больнице, и пила, как она говорила, «обезгаженную» воду, т. е. минералку, бутылка с которой долго стояла открытой, чтобы оттуда вышли все находящиеся там газы.
Мне так не хотелось той весной ехать на Смоленщину, оставлять Лену. Но она просто велела мне уехать: «Что, будешь сидеть у моей кровати и ждать, когда я умру»? – спросила она. И навязала мне в деревню внучку Бориса Валю, Машкину ровесницу. С её матерью Леночка была очень дружна.
И я уехала в конце апреля или начале мая с большой компанией: Машка, Валя, Лёвина матушка, которую он привёз в Москву прошлым летом, когда умер её муж Иван Дмитриевич, Лёвин отчим. Кроме того, со мной поехала моя бывшая сослуживица по МИСиСу Лариса Люлява со своим 2-летним внуком. Разместились мы в деревне в двух хатах: у нашей Лены к тому времени тоже уже была своя собственная хата в этой же деревне, и я договорилась, что Лариса будет жить там.
Моя свекровь после перенесённого инсульта очень «не дружила» со своей головой, ей нравилось играть в дурочку, капризную и своенравную. Как я ни старалась следить за ней, она всё-таки жестоко простудилась и очень скоро умерла. Похоронили мы её на деревенском погосте, а он там замечательный – на двух горках. Местные говорили, что раньше там стоял храм, но после войны его разрушили.
Лёвина матушка прожила очень непростую жизнь: из оренбуржских казачек, она моталась в поисках работы и по Уралу, и даже какое-то время жила в Черновицах, Лёву родила в Уфе, там же окончила институт, потом в Оренбурге вышла замуж за Лёвиного отчима и уехала с Лёвой к нему в Архангельск, работала в Амдерме, в тундре. После того, как Хрущёв начал сокращать армию, Ивана Дмитриевича уволили в запас, и они уехали в Свердловск. Там они не прижились: Ивану Дмитриевичу климат оказался совсем не по здоровью, он начал болеть, и они поменялись на Евпаторию, где прожили примерно с 1959 г. до самой смерти Ивана Дмитриевича в 1994 г., когда Лёва забрал матушку к себе в Москву. Но и тут ей не сиделось, я увезла её на Смоленщину, где она и скончалась.
В середине мая мы похоронили Лёвину матушку, а 7 июня умерла Леночка. Я оставила своих девочек с Ларисой и поехала в Москву на похороны. Дня через три я вернулась в деревню.
А в сентябре мы опять хоронили. На этот раз Лёдика, младшего брата Володи Муравьёва, одного из самых близких наших друзей. Он бывший муж нашей Натальи Васильевны Логиновой. У них была дочка Ирочка. Лёдик был 1941 г. рождения, художник-реставратор, много работал в кремлёвских храмах, в храме Василия Блаженного, в монастыре в Боровске и в Клопском монастыре под Великим Новгородом, мы туда с Лёвой к нему ездили.