Кстати, хочется вспомнить, как во время этой поездки мой Лёвушка провалился там по пьянке в заброшенный колодец. У меня была с молодости привычка всё время бегать вслед за мужем, стараясь от него не отстать, что очень раздражало его. Но на сей раз это спасла ему жизнь. Помню, мы многолюдной компанией ездили на лодке через речку на тот берег в магазин. Мужики были уже хорошо «поддатые», и, когда мы выгрузились уже на нашем берегу, Лёва подхватил какие-то авоськи и помчался в сторону монастыря, а дороги не знал. Я, как верная собачка, – следом. Он мчится сквозь высоченный бурьян курсом на монастырскую колокольню, я едва поспеваю за ним, и вдруг – тишина. Я не слышу уже, как он ломится сквозь заросли. Кричу, ору ему – нет ответа. Остальные отстали где-то очень далеко. Я кое-как определила Лёвин путь по примятому чертополоху, бегу и кричу: «Лёва! Лёва!» Вдруг слышу как будто из-под земли: «Римк!» Бегу уже на голос, вижу перед собой яму, а из неё слышится крик мужа.
Оказывается, он провалился в старый заброшенный монастырский колодец (потом Лёдик рассказывал, что они с бригадой реставраторов чуть не два лета разыскивали его – и тщетно). К счастью, Лёве удалось за что-то ухватиться руками, и он висел глубоко внизу, по пояс в воде. Авоськи свои он, конечно, благополучно утопил. «Вот была потом забота – из болота тащить бегемота!» Ребятам пришлось бежать в ближайшую деревню (километра 1, 5–2) за верёвками. К счастью, всё окончилось благополучно, Лёвушку вытащили из колодца (без авосек, разумеется), укутали его в одеяла, посадили поближе к костру и почти всю ночь ухаживали за ним, как за принцем. Зато после этого он перестал меня осуждать за то, что я бегаю за ним по пятам.
Лёдик ушёл от Натальи, когда Ирочке было 4 года, к своей коллеге Асе и прожил с ней до самой своей смерти, случившейся рано. Как многие талантливые люди, Лёдик много пил и очень-очень подорвал своё здоровье.
Говорят, что на детях природа отдыхает, чего не скажешь о дочери Лёдика Ирине. Она была талантлива почти во всём, за что бралась, но больше всего она была художницей. Рисовать и писать картины она начала почти с младенчества. У меня хранится её автопортрет со спины, который она написала в 6–7 лет. Замечательный! Я, когда увидела его впервые, не смогла скрыть восхищения, и маленькая тогда Ира сказала мне: «Хочешь – подарю?» И подарила. К сожалению, она унаследовала от своего отца не только его талант, но и все его пагубные слабости и прожила очень недолгую (лет 30) жизнь.
Той осенью-зимой, в декабре, Маше исполнилось 6 лет, мы с ней вели очень активный образ жизни. Куда только я её не водила – и на танцы, и на английский, и в музыкальную школу на подготовительное отделение. Всё нам было по силам, всё нравилось.
В следующем (1996) году я отдала Машу в 1-й класс. Школу выбирала очень тщательно и вроде бы выбрала лучшую школу в нашем микрорайоне. Но школа оказалась средненькой, а Машина первая учительница Валентина Николаевна – очень серенькой. Она сама набирала себе класс, обещая углублённое обучение математике, поэтому брала деток, уже более или менее подготовленных. Машка начала читать до 5 лет и к поступлению в школу уже делала это очень прилично. Считать она тоже умела, хотя я не особенно занималась с ней этим. Вот только писать она могла лишь печатными буквами. У меня просто безобразный почерк, поэтому ни своих детей, ни Машу я не учила писать, боясь «наградить» их собственным недостатком.
Короче говоря, на собеседовании, когда учительница увидела, что девочка очень даже к школе подготовлена, эта же учительница с гордостью и восторгом вдруг в декабре месяце сообщила мне, что Маша уже читает «целыми словами»! А она к тому времени уже все сказки Пушкина самостоятельно прочла и многое другое.
У нас был проигрыватель, а у Маши – много пластинок со сказками, которые она очень любила и слушала постоянно. Была у неё пластинка с русскими сказками, которые читала Пельтцер. Например, «Курочку Рябу» Татьяна Пельтцер читала не 2–3 минуты, а минут 15. Все эти сказки Машка знала наизусть. И вот в школе детишкам предлагают рассказать ту же «Курочку Рябу» по картинкам. Машка поднимает руку, её вызывают, и она дословно – за Татьяной Пельцер – всё проговаривает. Ребята рты открывают от восторга и удивления. В следующий раз по другим картинкам им предлагают рассказать другую сказку, и все ребята орут: «Маша! Маша!» И Маша опять рассказывает. Учительница, нет, чтобы похвалить девочку, находила эту её страсть к новой интерпретации очень странной. Так мне и говорила: «Странная у вас девочка».