Аркаша – наш друг, Леночкин брат и теперешний Митькин шеф – хорошо наладил свой бизнес, заработал денежки и решил улучшить свои жилищные условия. «Квартира в Давыдкове, – сказал он Митьке, – конечно, твоя, но больно жирен этот кусок для тебя, несмышлёныша. Пусть пока в ней поживёт Лена, я подыщу ей позже что-нибудь более подходящее, а ты поживи-ка временно в её однокомнатке. И 8 марта 1992 г. Митя переехал от нас в якобы «свою» квартиру, а Лена стала жить в Давыдкове. Маша, естественно, осталась у нас.
Вдруг в ноябре гром среди ясного неба! Митя нам сообщил, что Ирина вернулась к нему, поэтому они забирают Машу к себе. Мне это не очень нравилось, но что поделаешь!? Я собрала Машины вещички, и Митя увёз её к себе в Кузьминки. Конечно, всей правды наш сын нам не сказал. Оказалось, что Ирина явилась к Мите беременная и поставила условие: признаешь этого ребёнка своим, буду жить с тобой, и у Маши будет полноценная семья. Митя согласился. 7 декабря Маше исполнилось 3 годика, а 17 декабря Ирина родила новую девочку. И что примечательно: она её тоже не забирала из роддома – девочку по какой-то причине отправили в какое-то лечебное учреждение.
Ирина убедила Митю, что ей будет трудно управляться с двумя детьми, поэтому няня необходима. А поскольку она не хочет в доме посторонних людей, то предлагает выписать из Ташкента Марину Толманову, куда та уехала с сыном по окончании института: в Ташкенте у неё была квартира. Митя пошёл у «жены» на поводу, связался с Мариной и пригласил её к себе в дом на правах няни. Марина согласилась, в Ташкенте почему-то ей было неуютно. Митя снял квартиру неподалеку от своего дома для Марины и для её 5-летнего сына. Но, приехав в Москву, Марина ни разу не смогла даже переночевать в своей квартире, поскольку Ирина, едва Марина появилась на пороге, тут же ушла, сначала якобы за сигаретами (но сигареты продавались где-то очень далеко, потому что Ирина не вернулась и к ночи). С тех пор она появлялась в той квартире только изредка, как рассказывала Марина, чтобы помыться и разжиться продуктами из холодильника.
Я мало чего хорошего могу рассказать о Марине, но тогда она взяла заботу о детях на себя, и девочки не были брошены. Марина поставила себе задачу обязательно закрепиться в Москве и предпринимала самые разные попытки (правда, без всякого успеха) вплоть до фиктивных браков. Но даже в фиктивный брак, зная её цепкость, никто из её многочисленных друзей вступить с ней не согласился.
Гриша наконец-то закончил свой 2-й МЕД. Если считать два года армейской службы, он, бедняжка, учился аж 8 лет! Мы с Лёвой еле дождались, пока он закончит получать высшее образование. Выпустили их курс из вуза без обязательного распределения, и они должны были сами искать себе работу. Весёленькое дело!
Гришенька помыкался, помыкался, подумал, подумал и, наконец, обратился ко мне с просьбой. Он сказал, что, хорошенько всё обдумав, он хотел бы поступить в интернатуру Научно-исследовательского института нейрохирургии им. Бурденко. Но, если придти туда со стороны, «с улицы», никто с ним и разговаривать не станет. «Мам, поговори с Борисом Аркадьевичем», – попросил меня сынок. Борис Аркадьевич Лапин, Леночкин отец, был в то время уже если не академиком, то членом-корреспондентом Медицинской академии. Я через мою Леночку связалась с ним и изложила ему свою просьбу: поспособствовать Грише устроиться в этот институт. Борис Аркадьевич сказал, что он должен с Гришей, которого он знал как мальчишку-Гришку, поближе познакомиться.
В первый же свой приезд в Москву Борис Аркадьевич вызвал нас с Гришей к себе, очень внимательно поговорил с моим сыночком. Тот ему очень понравился и Б. А. стал решать, под каким же «соусом» представить Гришу академику Коновалову, директору института им. Бурденко. «Как моего внука, – рассуждал Б. А., – не годится: ты (т. е. я –
В ту зиму (1993 г.) Маши у меня не было, и я смогла посвятить себя уходу за Леной, которой становилось всё хуже и хуже. Я ездила к ней на квартиру (в Митину, в Давыдкове) каждый день, как на работу, покупала ей продукты, готовила еду, как могла, прибирала и т. д. Через каждые три недели я возила Лену (Аркаша, её брат, давал машину с шофёром) в онкоцентр на химиотерапию, после которой ей дня два было очень паршиво, но потом она чувствовала себя сносно до следующего сеанса.
Москва тогда была в жутком состоянии: общественный транспорт ходил безобразно, и я частенько, возвращаясь от Лены, шла от метро до дома пешком, и ни разу меня не обогнал ни один автобус!