У нас не было ни кроватки, ни креслица – купить это было тогда очень проблематично. Первое время она спала у нас в манежике, который мы ей покупали на лето и, слава Богу, не оставили в деревне. С кроваткой нас выручила бывшая Гришина преподавательница сольфеджио Ядвига Людвиговна. У неё дочки из кроватки уже выросли, а до внучек-внуков было ещё далеко. Она не подарила нам кроватку, а «одолжила» на время с последующим возвращением. Машка проспала в ней лет до трех, а потом Митя чинно и благородно вернул кроватку на её постоянное место жительства. Машке мы купили небольшой диванчик. Он до сих пор стоит у нас на даче в бане.
Прошли октябрь и ноябрь, наступил декабрь и 7-е декабря – Машкина первая годовщина. Её мамаша ни разу за всё это время нам даже не звонила и с днём рождения дочку (с первым днём рождения!) не поздравила. Митя вёл себя как-то непонятно, странно. Он продолжал где-то пересекаться у каких-то общих друзей и знакомых со своей уже бывшей женой и, что самое для меня неприятное, передавал ей мои слова, хотя, впрочем, они ей и были адресованы, а именно: что теперь-то я отдам ей ребёнка только через суд.
Неожиданно она появилась у нас в январе и потребовала дочку. Я ей Машку не отдала. Тогда она обратилась к Мите, и тот велел мне отдать девочку. Что я? Собрала ребёночка и вручила матери. Через неделю-другую Ирина снова привезла ко мне свою дочку, причём без половины вещей, с которыми я её отдавала. «А вещи где? – вскричала я». «Господи, – возразила Ирина, – я ей ребёнка возвращаю, а она о тряпках хлопочет». И снова мне пришлось девочку одевать. А время оставалось трудным. По-прежнему мы получали талоны и на продовольствие, и на промтовары. Даже Гришенька, получая в институте какие-то дополнительные талоны, один-другой отдавал мне: «Мам, купи что-нибудь Машке». И кукла (немецкая!) была куплена Гришей на его талоны в тогдашнем магазине «Лейпциг» на Ленинском проспекте. К счастью, мать не очень часто забирала к себе девочку, да и я, уже зная, что это ненадолго, не давала с ней много вещей.
Я вытребовала у своей бывшей невестки Машину медицинскую карту и устроила Машу в детскую поликлинику нашего микрорайона. К 9 месяцам Маше не было сделано ни одной прививки, и года полтора мы с ней чуть не каждый месяц являлись в поликлинику, навёрстывая упущенное. Нам даже выписали детское питание с местной молочной кухни. Наш расторопный дед скооперировался ещё с двумя папами из нашего подъезда, и они по очереди бегали за питанием для двух девочек и одного мальчика. Давали (тогда «продавали») молочко, кефирчик, творожок, какую-то молочную смесь. Машке очень полюбился творожок, но его было очень мало (25 г). На её счастье, наш крошечный сосед не стал есть творожок, и за его здоровье его порцию слопывала Машка.
Митя по-прежнему вёл себя более чем странно и разрешал «мамаше» брать девочку в любое время, и иногда Ирина приезжала к нам – и увозила её каждый раз «навсегда». Дня через 2–3 возвращала немытую, неухоженную, какую-то взъерошенную. Но кто мы и кто родители!? Мы молча терпели. Слава Богу, это было даже не каждый месяц. Мы спрашивали сына, почему он не разводится? «Я жениться не собираюсь, ей надо – пусть разводится», – отвечал Митя. Отец предупреждал его: Смотри, в подоле принесёт. Сын отмахивался: Она больше рожать не станет…
На следующее лето я снова поехала на Смоленщину с уже значительно подросшей Машкой (ходила она сама) и с чуть повзрослевшим Данилой. Мы опять посадили картошку и огород, и опять жили-поживали, добра наживали. Но в конце июля, 19-го числа (наш с Лёвой свадебный день), я сломала ногу. Приехали мои мужчины, Лёва и Гриша, и увезли меня в Москву. К детям вызвали их матерей, двух Ирин.
Каково же было моё изумление, когда буквально через два дня «наша» Ирина звонит мне и объявляет, что она в Москве! «Как же ты доехала одна с девочкой?» – вскричала я. Оказывается, она приехала одна, а девочку оставила на другую Ирину – Данюшкину мать.
Пришлось мне организовывать спасательные работы. Выручила Лена. У неё к тому времени был не только автомобиль, но и права. Она вместе со своей подружкой Ветой отправилась на Смоленщину и привезла нашу Машу к нам домой. Моя нога была в гипсе, поэтому Гриша настоял, чтобы девочку поселить у её матери. Только после этого он уехал в Литву на каникулы. Но музыка играла недолго. Дня через два Митя опять привёз Машу к нам. Матери сидеть с ней было несподручно.
Мне было трудно, пока нога была в гипсе. Лёва и Митя на работе, я с девочкой одна, лишить её прогулки совесть не позволяет, а гулять на костылях с полуторагодовалой резвушкой – я вас умоляю! Спасибо мама и папам, гулявшим во дворе со своими детишками, помогали мне отлавливать мою Машку.
Едва мне сняли гипс, я снова отправилась на Смоленщину – там хоть с 9-го этажа не надо было спускаться. Наталья взяла отпуск и уехала с Данилой вместе со Светланой Дружининой в Ленинград. А ко мне в деревню скоро приехала моя Лена, тоже взявшая отпуск, и жизнь понемногу вошла в обычное русло.