Однажды к вечеру в воскресенье Лёва, Наталья и Володя собрались в Москву: завтра на работу. Мы опять почему-то с Крапошиным оставались с детьми. Лена, очевидно, была в отъезде. Всей компанией мы пошли провожать отъезжающих, и вдруг по дороге выясняется, что они решили сделать остановку в Лосинке (мы там тогда ещё не жили) и попить там пивка. Пиво тогда было, во-первых, не на каждом углу, во-вторых, только два сорта: «пиво есть» и «пива нет».
Мы с Крапошиным возмутились и тоже захотели пивка. Поехали на станцию «Лосиноостровская» всей компанией, включая детей. Кому-то из наших мужчин тут был знаком пивной шалманчик, ПАБ по-английски, но, к сожалению, продавщица уже закрывала своё заведение. К ней подплыл наш Ослепительный Крапошин – огромный, под два метра высотой, усатый, в кожаном пальто – и обаял её: она согласилась налить ему кружечку.
Тут выступил Володюшка: «Конечно, как кожаному пальту, так нате, пожалуйста, а как простому народу, то – фиг!» Тётка застеснялась, захлопотала: «Да всем налью, пейте на здоровье!» А мы и не отказывались. И пока она нас не напоила вдоволь, заведеньице своё не закрыла. Даже, помню, солёненьких сушечек нам подбросила.
Напившись пивка, мы отправились каждый в свою сторону: мы с Крапошиным и детьми – в Тарасовку. а остальные – в Москву. Дело было уже близко к осени, поливал мелкий дождичек, детки наши, пока мы наслаждались пивом, ковырялись в какой-то лужице, промокли насквозь. Придя домой, мы в первую очередь вскипятили чайник, вымыли деткам ножки тёплой водой, напялили на них тёплые носочки, накормили ужином, напоили тёплым молочком и уложили спать. А уж потом занялись каждый своим делом – я, наверное, уселась за свою машинку, а у Крапошина тоже были дела, он тогда писал диссертацию.
Лена иногда отпрашивалась у меня к отцу в Сухуми, порой даже брала с собой моего Митьку, а Пете была медицински не показана резкая перемена климата. Он по-прежнему был мальчиком «в себе», не очень общался с окружающими, но ладил со всеми детками и они с ним – всё было в порядке. Когда Лена неожиданно исчезала, иногда вместе с Митей, он никаких вопросов никому не задавал, но при Ленином возвращении всегда спрашивал: «А Митя где?»
Тем летом на той же даче был ещё один смешной случай. Опять же мы вместе с Крапошиным «пасли» детей, и я была то ли на кухне, то ли за машинкой, вдруг Крапошин зовёт меня, прижав палец к губам: молчи мол. Входим в нашу «гостиную», там на диване сидят Митя и Ирочка, чем-то заняты, что-то у Иры не получается, и Митя её утешает: «Не фуя, Ирочка, не фуя, сейчас получится». «Сыночек! – вскричала я – Ты что такое говоришь?!» – «Да, мам, у Иры вот не получается, а я её успокаиваю: мол сейчас получится, всё в порядке», – перевёл мне мой сын. Хозяйские дети-подростки целыми днями возились со своим мотоциклом, естественно, Митя около них крутился, вот и набрался «образования».
Кончилось лето, мы уехали в Москву и более или менее благополучно перезимовали.
На следующее лето к нам на дачу напросились Котрелёвы. У них была девочка, примерно Ирина ровесница и полугодовалый Фёдор, в настоящее время батюшка одного из московских приходов с семью детишками. Дачу поехали искать мы с Колей Котрелёвым, уже почему-то в Салтыковку по Курской дороге. Поехали опять или в конце февраля, или в начале марта. Ходили мы с Колей, ходили, спрашивали, напрашивались, наконец, в одном доме нам согласились сдать.