История одной семьи

В феврале 1969 г. умерла мама Лены. А я даже на похороны не смогла пойти: наши ребятишки одновременно в середине января заболели ветрянкой, болели очень тяжело, и то ли мы не досмотрели, то ли получилось осложнение на болезнь, но наш Гришенька заболел тяжёлой формой двусторонней пневмонии. Его пытались вылечить доктора из поликлиники, у нас там были очень хорошие врачи, особенно главная врач. Она присылала к нам то одного педиатра, то другого, сама приходила очень часто. Она вообще всегда сама приходила к ребёнку, если к нему был повторный вызов. Наконец доктора устроили консилиум и вынесли вердикт: больница. Я заявила, что только вместе со мной. Тогда с детишками клали только кормящих матерей. Наши врачи из поликлиники сказали, что они пришлют за нами машину, а как уж мы договоримся в больнице – это наше дело. И мы с Лёвой повезли бедного Гришеньку, который беспрерывно кашлял «кхе-кхе-кхе», в Морозовскую больницу. Там сыночка нашего осмотрели, и принимающий врач велел «забрать» его в отделение. «А я?» – спросила я. «А вы поезжайте домой и приходите ко мне в приёмные часы за новостями». – «Не оставлю я ребёнка одного», – твёрдо заявила я и велела Лёве одевать Гришеньку. Врач изумилась: «Вы в своём уме?! – обратилась она ко мне. – Он умрёт у вас дома». – «Пусть лучше он умрёт у меня на руках, чем в вашем отделении», – твёрдо заявила я.

К нашему с Гришечкой счастью, одновременно с нами оформлялся в больницу ещё один мальчонка 4-х месяцев и тоже после ветрянки. Молодая глупая его мамаша сказала, что он искусственник и вроде бы ей делать в больнице нечего. Врачица, принимавшая нас, спросила меня, соглашусь ли я ухаживать ещё и за этим ребёночком. Догадайтесь, что ответила я? Короче, меня положили вместе с двумя детками в так называемый бокс, поскольку оба ребёночка были после ветрянки. Бокс оказался стеклянной коробкой на 2 места для детишек и 2 места для мам. Но мамой была я одна. Даже туалет был со стеклянными стенками, и я гордо там время от времени «заседала» на виду у всех. Нянечке нашей палаты-бокса я сказала, что буду убирать сама. Она оставила ведро, швабру и успокоилась.

Мне не только не дали больничного листа, но даже и справки за свой счёт «по уходу за ребёнком». Сказали, что, поскольку это моя инициатива, я и должна выкручиваться, как хочу. Я через Лёву передала на работу о моих обстоятельствах и сказала, что, если они не дадут мне отпуска, я согласна на увольнение на любых условиях. Меня не только не уволили, но предоставили мне «неограниченный» отпуск, правда, неоплачиваемый, и даже выписали мне материальную помощь в 25 рублей, которая нам, конечно же, ой, как пригодилась!

Меня в больнице не только что не кормили, мне не давали даже кипятку! А выйти из бокса я не могла: мы были все заразные. Меня кормил Лёва, он вынужден был приезжать ко мне каждый день, поскольку в боксе не было холодильника. Хорошо ещё, что мы лежали на первом этаже, а то согласились ли бы мне передавать еду, я не знаю. Очень отрицательно ко мне там относились. Не помню, что было с питьём, может, Лёва приносил мне термосы.

Заведующая нашим отделением (она же принимала нас в больницу) сказала мне, что, поскольку я так нагло напросилась в больницу, то уж, по крайней мере, обязана выполнять все их предписания и рекомендации. Например, раз уж в боксе имеется ванна, то чтобы я Гришеньку купала каждый день. «Как?! – вскричала я. – Он же кашляет!» – «Именно поэтому, – сказала мне врач. – Ваша задача не простудить его ещё и после купания». Я велела Лёве принести нам большое махровое полотенце, многочисленные одёжки, кофточки, штанишки, чулочки и прочая, и прочая. У нас в боксе был и полотенцесушитель, на котором я и сушила застиранные детские тряпки. Слава Богу, у нашего соседа, 4-месячного Саши, все одёжки были казёнными и их хватало. Мне надо было только вовремя его переодеть. Но мальчик был славный, спокойный и не капризный. Больших хлопот он мне не доставлял.

Что касается «контроля» за предписаниями и врачебными рекомендациями, с этим тоже всё было в порядке. Я внимательно записывала за врачом все указания, а сестринский столик стоял в коридоре около нашей стеклянной стенки. Я аккуратно стучала сестричке в стенку и показывала на часы. Все процедуры исполнялись вовремя.

К счастью, Гришенька быстро пошёл на поправку. Мы пробыли в больнице не более 7–10 дней. Наш лечащий палатный врач сказал мне, что ни за что бы не поверил, что ребёночек, поступивший в таком тяжёлом состоянии, через неделю окажется практически здоровым. На это я заявила ему, что «матерей с детишками нужно поселять, и тогда всё будет в порядке».