Надо сказать, первая Петина жена не была симпатичным (не в смысле внешности – тут как раз было всё в порядке) человеком, но Лену она услышала, и уже после Лениной смерти родила прехорошенькую, здоровенькую девочку (я её не видела, но все, включая старшего Крапошина, уверены, что Петя не имеет к ребёнку никакого отношения). Сам Петя убеждён, что это его дочь, и очень любит её. Вскоре после рождения дочери первая жена развелась с ним, Петя женился второй раз и родил двух очень, мягко сказать, нездоровых детей. Но всё это произошло гораздо позже, а мы – всё в том же лете 1968 г.
Мы с Леной славно жили в нашей Фирсановке. Когда могли, ходили с детьми в лес, а иногда в город Зеленоград – один из первых городов-спутников Москвы. Это был современный, даже красивый город с очень хорошим снабжением. Мы там часто покупали продукты и, если вдруг к новой получке у нас оставались деньги от старой, то непременно тратили их, приобретая себе какие-нибудь обновки. Дорога до Зеленограда занимала у нас минут 40, Гришку мы везли в коляске, а Митька и Петя «нагуливали» аппетит, прыгая возле и вокруг нас. Повторяю, лето было холодным и дождливым, и, если нас в дороге настигал дождь, мы всех троих детей засовывали в коляску и накрывали сверху пластиком. Удивительно, но Гришка не возражал, а даже выражал некую радость по поводу подселенцев.
Гришкину коляску мы к концу лета разбили вдребезги. Ведь мы её и в лес брали, и в лесу прятали наших трёх молодцев от дождя. Петя и Митька под плёнкой распевали громко-громко песни, часто каждый свою, а Гришенька как гостеприимный хозяин милостиво их слушал.
Наталья на эту дачу приезжала к нам только в гости, её двухлетняя Ирочка уезжала на дачу вместе с садиком.
В общем-то, несмотря на «первый блин» в смысле совместного съёма дачи, на некоторые трудности в начале нашего совместного проживания, лето получилось очень хорошим, и мы с Леной очень сблизились. К нам приезжали самые разные гости, всем мы были рады и всех привечали. Иногда даже приезжала Ленина мама Эсфирь Ильинична, когда её ненадолго выпускали из больницы. Она была такая слабенькая, но такая приветливая и ласковая. Нас с Леной она называла «лохмушками»: у обеих у нас тогда были длинные волосы и не очень-то мы следили за их укладкой. Не очень довольны дачей были лишь наши мужья: 40 минут на электричке и ещё минут 30 пешком до нашего домика. Удобств не было никаких, готовили на керосинках, воду таскали издалека, но мы с Леной были очень довольны: несмотря на холодное дождливое лето, никто из наших детишек ни разу не простудился.
Лето пролетело, и мы вернулись в начале сентября в Москву. Крапошины к тому времени уже получили свою 3-комнатную кооперативную квартиру (её купил Борис Аркадьевич, правда, на имя Валентина, потому что хотя Лена и родилась в Москве, но всё детство до университета проживала в Сухуми, где её отец был директором очень важного биологического института, при котором находился обезьяний питомник).
Гриша наш до года на ножки не встал, ползал или катался на ручках у папы или мамы. На улице ко мне иногда подходили воспитатели из ближайших детских садов и уговаривали привести ребятишек к ним: у нас около дома было аж 4 детсада, а родился Гриша в демографической яме – детишек не хватало на все эти садики. И всё-таки я отдала его в ясельки только тогда, когда он «пошёл». Митя тоже вернулся в садик. Конечно же, они тут же начали хворать «то вместе, то поврозь, а то попеременно». Чтобы как-то я справлялась с работой, больничный «по уходу за ребёнком» (3 дня) брал Лёва, после этого надо было брать отпуск «за свой счёт», да и не всегда врачи давали его охотно. Иногда, когда вдруг наши ребятишки после долгой отсидки дома оба одновременно шли в садик, мы с Лёвой устраивали себе праздник: Лёва отпрашивался с работы, мне отпрашиваться было не надо, и мы шли или в кино, или на какую-нибудь выставку, в общем, «гуляли».