Ещё у нас была Галина Ивановна, специалист с немецким языком. Она как раз очень много преподавала, даже в институте. Бывшие её студенты относились к ней с большим пиететом, а она к ним – как к своим любимым младшим родственникам. Она была дама со странностями, и к ней мы никогда не ходили в гости, она нас просто не приглашала, зато летом она нас постоянно угощала ягодами и овощами со своей дачи и до поздней осени – яблоками из своего сада.
Сектором массовой информации (впоследствии он достался мне) у нас заведовала Леонора Михайловна. Вот её наша Катя очень не любила и считала, что она работает недостаточно профессионально и добросовестно.
Была ещё и Бэла Сигал – самый неприятный человек в отделе. Она была замужем за каким-то крупным чиновником, мама её была заведующей крупного овощного магазина на Даниловке, словом, она была среди нас самой «обеспеченной» и презирала нас за нашу нищету. Она откровенно говорила, что работает только, чтоб было с кем общаться, всячески подлизывалась и к Кате, и к директору нашей библиотеки Людмиле Константиновне Шидловской, в отличие от нашей Кати очень падкой на лесть.
В отделе меня приняли очень хорошо, я была самая молодая, меня называли только Риммочкой и всячески опекали. Очень уютно было у нас в отделе.
Примерно через год к нам в библиотеку пришла выпускница МГУ Лариса Чебыкина. Через год-два она вышла замуж и стала Люлявой. У неё был внебрачный сын Саша, а в новом, втором, замужестве она родила дочку Еву. Почему-то мы сблизились. Мы – это я, наш библиограф, влюблённая в свою профессию Алла Баранова, и примкнувшая к нам новая сотрудница нашего отдела Лена Ушакова. Но Лену мы не то чтобы не любили, а, скорее, относились к ней иронически. Она была странная девушка. Только что приехала, кажется, из Египта, где провела 2 года в командировке, и не скрывала, что работала на наши «органы»: сообщала о своих «коллегах» всякие подробности.
И Алла, и Лариса были очень умными и образованными девушками. Мы начали дружить и часто бывали друг у друга в гостях. Даже мой придирчивый муж их принял.
Лариса только что разошлась со своим первым мужем, по странному стечению обстоятельств оказавшемуся однокурсником нашей Лены Лапиной. Благодаря этому замужеству Лариса получила московскую прописку и жила с уже бывшим мужем и его бабушкой в 3-комнатной квартире на Юго-Западе. И бабушка её бывшего мужа, и её, тоже уже бывшая, свекровь, жившая отдельно, очень к ней хорошо относились и очень заботились о её сыне.
Лариса была очень слабым человеком по части здоровья, часто лежала в больницах, иногда в психиатрических. Однажды, когда она легла в такую больницу (№ 15) почти на 3 месяца, её бывшая свекровь Ольга Михайловна устроила её сына в загородный детский сад санаторного типа. Мы с Ольгой Михайловной его там навещали в день его рождения. Сад был по-настоящему хороший, и мальчик чувствовал там себя очень уютно. Но Лариса, едва выписавшись из больницы, поехала и забрала его домой. «Чтобы не было по-Ольги Михайловниному, – объяснила она. Мне почему-то было её бесконечно жаль, и я старалась хоть чуть-чуть опекать её. Она это и позволяла, и приветствовала. Однажды она в очередной раз лежала в больнице и Саша тоже, я навещала Сашу. Врач мне сказал, что Саша уже здоров и готов к выписке. Я взяла Митькины вещи (они были почти ровесники) и привезла его из больницы домой. Потом я позвонила бабушке бывшего Ларисиного мужа и попросила разрешения приехать к ней за Сашиными вещами. Но Марья Карловна очень решительно приказала мне, чтобы я привезла Сашу к ней. «У него есть дом, – заявила она, – что это он будет жить по чужим людям?» Ларисе не понравилось не то, что я забрала ребёнка из больницы, но то, что отвезла его «домой».
Вообще, мои отношения с Ларисой, которые продолжаются и по сей день, с самого начала были довольно странными. С одной стороны, ей нравилось бывать у нас с Лёвой дома, который она называла «очень тёплым», – с другой стороны, считала, что я этого дома якобы не заслуживаю. «Кто ты и кто он? (Лёва)» – вопрошала она меня. «Да, в общем-то, я его жена и мать его детей», – отвечала я кротко. «Ой, вы её послушайте! Жена! Да ты послушай, что в библиотеке про тебя говорят!» И пересказывала мне библиотечные пересуды о том, что я совершенно не стою своего великолепного красавца-мужа и что он меня обязательно бросит.
Примерно через год меня выбрали профоргом библиотеки, и на этих правах я выхлопатывала несколько раз для Ларисы материальную помощь, которую она брала с удовольствием, приговаривая: «С паршивой овцы – хоть шерсти клок». Кого она имела в виду «под паршивой овцой», я не уточняла. К моему стыду, я тоже однажды обратилась в профком института за этой самой материальной помощью.