Читаем История одной семьи полностью

Хорошая моя! Получила твоё письмо от 18.3. Твоё заказное с фотографией получила и уже ответила. До того получила письмо, где было стихотворение «Матери», и тоже ответила. Я немного жалею, что дала такую суровую оценку этому стихотворению. Оно не такое плохое. Там одна только избитая фраза в конце, кот. мне не понравилась, остальное неплохо, а местами очень нравится. Страшно жалко, что не получила предыдущих двух стихотворений. Вообще меня больше всего угнетает то, что столько наших писем не доходит. Это такое мучение. Вот ты всё жалуешься, что я не пишу о своём здоровье и работе. А я писала. Здоровье у меня весьма удовлетворительно для моего возраста и состояния. Кроме сердца, которое слегка пошаливает, меня ничто не беспокоит. Вот только руки дрожат (об этом ты можешь судить по почерку). Но, в общем, мне особенно жаловаться на своё здоровье нечего. Представь себе, что с тех пор, как мы расстались, я даже ни одного зуба не потеряла. А что касается работы, то я тебе тоже писала, что вяжу. Это не утомительно и мне нравится. Так что, как видишь, у меня всё хорошо. Только вот дождаться бы мне папы. Я рассчитываю, что, как только он окажется на свободе, он приедет ко мне на свидание. Стелла бомбардирует меня письмами, требует, чтобы я писала о пересмотре дела. У меня нет принципиальных возражений против этого, но пока папы нет и у тебя — никаких изменений, я просто не заинтересована в перемене местожительства. Родная, что за странная фраза в твоём письме: «…может быть, вам с папой улыбнётся счастье…» Да мы и так — не несчастны. Разве ты — несчастна? Или папа? Бывает тяжело, тоскливо, утомительно (да и то — не так уж часто теперь), но это во всяком положении бывает. Но пока остаётся интерес к жизни, до тех пор человек живёт.

Целую, мама.


[Без даты]

Любимая, хорошая моя! Может быть это, наконец, дойдёт до тебя. Не знаю, получила ли ты хоть что-то из того, что мы с Сусанной писали тебе. Очень прошу подробно описать свой гардероб, и обязательно напиши, что тебе хотелось бы ещё иметь, в чём нуждаешься. Шубу мою обязательно отошли бабушке. Тебя, вероятно, никуда не вызовут, но даже если и вызовут, она тебе не нужна. Правда, я знаю, насколько она тебя выручала в те годы, как и меня в своё время. Она заслужила, чтобы стать семейной реликвией. Но теперь не те времена.

Я бесконечно счастлива, что встретила Сусанну. Она — всё, что я уже отчаялась найти. Если вы встретитесь, вы будете большими друзьями, и навсегда. Я её очень полюбила. После Стеллы она первая такая — настоящая. О Тамаре я уже тебе писала. Мы уже не вместе, хотя и очень близко, даже есть надежда увидеться с ней на днях. Но ты, вероятно, сама получила её письмо, которое она послала через Стеллу. Жалко её.

Родная пиши, смотри, ответь на все мои многочисленные вопросы. Целую, мама.


[Прилагается письмо Сусанны]:


Дорогая Маюшка! Мы с мамой твоей вот уже полтора месяца вместе, всё время вместе. Много раз тебе писали, но ты, видимо, не получала наших общих писем. А очень жаль. Мне очень много нужно тебе сказать, о многом спросить, очень трудно изложить на 2-х страничках. С мамой мы бесконечно разговариваем обо всём. Я слушаю и с каждым днём узнаю очень много важного и нового. Ты, может быть, сама не знаешь, какой у тебя мама человек! Она очень молодая, всё прекрасно понимает и чувствует, по-настоящему умный и культурный человек в самом высоком смысле этого слова. Я очень благодарна судьбе за эту встречу. Благодаря этим беседам, этому постоянному общению, я живу сейчас очень интенсивной жизнью. Узнаю много и, я бы сказала, ясно. Мы много говорим о тебе. Как жаль, что мы не были знакомы! Может быть, многое было бы по-другому. О ребятах[128] я до сих пор ничего не знаю. Пишут мне мать Вл[адика]. Ф[урмана] и сестра Б[ориса] Слуцкого. Отец Вл. освободился. Получила неожиданную весточку от Аллы Рейф[129]. В каком состоянии твоё[130] дело, ты, наверное, знаешь. Не думаю, что исход его изменит что-то радикально, а остальное всё неважно. Ты пишешь очень коротко, а знать хочется так много. Пиши как можно чаще и подробнее, «философские» письма, ведь самое главное — что и как ты думаешь. У меня эти годы прошли очень интересно, много впечатлений, замечательных встреч. Так что жалеть ни о чём не приходится. Кончаю. Вкладываю стихи — перевод мой из Леси Украинки, которую люблю[131]. Те стихи, которые переводила ты, и ранние, знаю и люблю. Будь здорова, крепко жму руку, целую,

С.


16.4.55.

Дорогая моя мамочка!

На прошлой неделе я получила целых девять писем…

От папы получила замечательно бодрое письмо. Он у нас молодец. Только меня страшно беспокоит его дальнейшая судьба. Он пишет, что не может представить справки о том, кто бы его взял на иждивение. И поэтому до сих пор там же. Я думаю, что такая справка — это простая формальность, но в его судьбе может сыграть решающую роль.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
50 знаменитых царственных династий
50 знаменитых царственных династий

«Монархия — это тихий океан, а демократия — бурное море…» Так представлял монархическую форму правления французский писатель XVIII века Жозеф Саньяль-Дюбе.Так ли это? Всегда ли монархия может служить для народа гарантией мира, покоя, благополучия и политической стабильности? Ответ на этот вопрос читатель сможет найти на страницах этой книги, которая рассказывает о самых знаменитых в мире династиях, правивших в разные эпохи: от древнейших египетских династий и династий Вавилона, средневековых династий Меровингов, Чингизидов, Сумэраги, Каролингов, Рюриковичей, Плантагенетов до сравнительно молодых — Бонапартов и Бернадотов. Представлены здесь также и ныне правящие династии Великобритании, Испании, Бельгии, Швеции и др.Помимо общей характеристики каждой династии, авторы старались более подробно остановиться на жизни и деятельности наиболее выдающихся ее представителей.

Валентина Марковна Скляренко , Мария Александровна Панкова , Наталья Игоревна Вологжина , Яна Александровна Батий

Биографии и Мемуары / История / Политика / Образование и наука / Документальное