История Оливера

Если матч должен был состояться на территории Кембриджа, то затем мы отправлялись ужинать в степенный бостонский «Locke-Ober’s». Когда полем битвы становился Нью-Хейвен, отец предпочитал «Kaysey’s»: обстановка там была не такая древняя, а кухня – на порядок лучше. Вот и в этот раз мы отправились туда. Альма-матер проиграла со счетом 7:0, и матч был какой-то неинтересный – особо нечего обсуждать. Ну вот, теперь не исключено, что беседа коснется вещей, со спортом не связанных. Я намеревался не говорить о Марси.

– Жаль, – сказал отец.

– Подумаешь, какой-то футбол, – ответил я, похоже, чисто автоматически уйдя в оппозицию.

– От Масси я ожидал более агрессивной игры, – ответил отец.

– Гарвард хорош в защите, – предположил я.

– Да. Может, ты и прав.

Мы заказали лангуста. Учитывая, сколько народу было в ресторане, ждать нам точно пришлось бы долго. Вокруг бродили пьяные йельцы и распевали во всю глотку победные гимны, восхваляя футболистов. В любом случае, нам с отцом повезло – выбранный нами столик находился в тихом месте, где мы могли слышать друг друга. Конечно, если бы у нас вообще нашлись общие темы для беседы.

– Как ты? – спросил папа.

– Да все по-прежнему, – ответил я. (Каюсь, я никогда не пытался облегчить наши разговоры.)

– С настроением… получше? – пытается проявлять интерес. Допустим.

– Немного.

– Замечательно.

Сегодня я заметил, что отец выглядел более хмурым, чем в прошлом году. И даже более озадаченным, чем когда мы ужинали в Нью-Йорке прошлым летом.

– Оливер, – начал он тоном, обычно предвещающим неприятности, – могу я быть откровенным?

Пап, ты что, серьезно?!

– Разумеется, – ответил я.

– Я хотел бы поговорить с тобой о будущем.

– О моем будущем, сэр? – спросил я, в душе уже вовсю готовясь к обороне.

– Не совсем. О будущем Семьи.

Я вдруг подумал, что либо отец болен, либо мама. С этих двоих вполне сталось бы сообщить об этом с таким вот флегматичным видом. Или вообще просто прислать письмо. (Очень в стиле мамы!)

– Как ты знаешь, мне уже шестьдесят пять, – объявил он.

– Будет в марте, – поправил я. Пусть знает, что я в курсе.

– Хорошо, тем не менее я должен думать так, будто мне уже шестьдесят пять.

Ему что, не терпится узнать размер своей пенсии?

– Согласно правилам партнерства…

Я абстрагировался от того, что он нес ближайшие минут десять. Поскольку слышал все это в тех же выражениях и относительно того же вопроса двенадцать месяцев назад. То есть я уже заранее знал, о чем он.

Только в этот раз обставлено все было несколько иначе. В прошлом году, после нескольких разговоров с гарвардскими шишками, мы остановились перекусить уже в Бостоне. Отец припарковался прямо у своего офиса на Стэйт-стрит. В этом здании размещалась лишь одна фирма, та, чье название, собственно, и украшало фасад: «Инвестиционный банк Барретта, Уорда и Сеймура».

По пути к ресторану отец посмотрел наверх и заметил:

– Правда, по вечерам здесь зловещая тишина?

– В твоем личном офисе всегда тихо, – отозвался я.

– Так вот, это затишье перед бурей.

– Но ты ведь любишь такое затишье.

– Да, Оливер, – сказал он, – мне нравится.

Что? Не деньги, определенно. И не сама власть, гарантированная за счет вложений в города, предприятия или корпорации. Думаю, он имел в виду ответственность. Вот что его возбуждало – если отца вообще когда-нибудь что-нибудь возбуждало. Ответственность по отношению к заводам, которыми владела Компания, к самой Компании и к ее священному институту моральных ценностей – Гарварду. И, конечно, к Семье.

– Как ты знаешь, мне уже шестьдесят четыре, – объявил отец тем вечером в Бостоне – целый матч Гарвард – Йель назад.

– В следующем марте, – уточнил я, дав таким образом понять, что помню день его рождения.

– …а согласно правилам партнерства, я должен уйти в отставку в шестьдесят восемь.

Повисла пауза. Мы шли по пустынным улочкам Бостона.

– Нам необходимо поговорить об этом, Оливер.

– О чем, сэр?

– Кто станет старшим партнером после меня.

– Мистер Сеймур, – предположил я. В конце концов, есть еще два партнера – судя по названию компании и вывеске над офисом.

– Сеймур и его семья владеют двенадцатью процентами, – сказал отец. – У Уорда десять.

Господь свидетель – не я спросил его об этом, он сам.

– Еще несколько процентов акций у тети Элен – их по ее просьбе контролирую я. – Он вздохнул и продолжил: – Остальное принадлежит нам.

Мне захотелось перебить его. Просто чтобы не дать закончить:

– … а в конечном счете – тебе.

Если бы я не представлял, каких усилий от него потребовал этот разговор, давно бы сменил тему. Вот только он однозначно готовился к этому моменту долго и тщательно.

– Разве Сеймур не может стать старшим партнером? – поинтересовался я.

– Может. В случае, если никто больше не согласится принять… непосредственной ответственности за долю Барреттов.

– О’кей, допустим, он согласится? – что должно было означать «Допустим, я не соглашусь?».

– Тогда, согласно правилам партнерства, они могут выкупить нашу долю, – он помедлил, – но, разумеется, после этого все будет по-другому.

Папа не просто констатировал факт. Его голос звучал жалобно.

– Что это значит? – спросил я.