Через несколько минут мы оказались в библиотеке. Горел камин. Нас ждали напитки.
— Тост? — спросила она.
— За Марсину жопку, — сказал я, подняв бокал.
— Нет, — возразила она.
Тогда я предложил:
— За Марсины сиськи.
— Фу, какая гадость, — запретила она.
— Ну хорошо, за Марсин ум…
— Это лучше.
— Столь же полный очарования, как ее грудь и попка!
— Как ты груб, — сказала она.
— Прости, — всерьез извинился я. — На будущее зарекаюсь.
— Пожалуйста не надо, Оливер, — сказала она, — мне это нравится.
И мы выпили.
Выпив еще несколько бокалов, я почувствовал себя достаточно раскованным, чтобы пуститься в комментарии по поводу ее жилья.
— Слушай, Марси, как ты, такая живая, можешь жить в этом мавзолее? У моих родителей дом тоже большой, но там хоть есть лужайки, где я играл. А у тебя только комнаты. Древние заплесневелые комнаты.
Она пожала плечами.
— А где вы жили с Майклом? — спросил я.
— В двухэтажной квартире на Парк-авеню.
— Которая теперь принадлежит ему?
Она кивнула и добавила:
— Но я забрала оттуда свои кроссовки.
— Щедро, — сказал я. — И тогда ты переехала обратно к папочке?
— Простите, доктор, я не настолько ненормальна. После развода отец очень мудро сделал, послав меня в служебную поездку в отдаленные филиалы. И я работала с остервенением. Это было вроде трудотерапии. Внезапно он умер. Я вернулась на похороны и осталась здесь. Временно, сказала я себе. Я знаю, надо было закрыть дом. Но каждое утро я садилась за письменный стол отца, и какой-то рефлекс заставлял меня возвращаться сюда.
— Пусть этот рефлекс всегда будет таким же сильным, — добавил я. Затем я встал, подошел к ее стулу, протянул руку, но не успел перейти к любовным действиям, как появилось привидение! Или, во всяком случае, древняя сморщенная старуха, вся в черном, за исключением белого кружевного воротника и передника.
Привидение заговорило.
— Я стучала, — сказало оно.
— Да, Милдред? — небрежно сказала Марси, пока я пытался спрятать руки.
— Обед готов, — сказала старая карга и исчезла.
Марси улыбнулась мне.
Я улыбнулся в ответ.
Несмотря на странное окружение, я был удивительно счастлив. Хотя бы по той простой причине, что близко от меня находился другой человек. Я уже забыл, какие чувства может пробудить простая близость к биению чьего-то сердца.
— Ты голоден, Оливер?
— Уверен, что буду, когда мы дойдем до кафетерия.
— И мы отправились. По еще одной галерее через будущий теннисный корт, в столовую, наполненную красным деревом и хрусталем.
— Чтобы не вводить тебя в заблуждение, — сказала Марси, когда мы сели за огромный стол, — обед придумала я, а приготовил мой заместитель.
— Ты хочешь сказать повар?
— Да. Я плохая хозяйка, Оливер.
— Марси, не бойся. В последнее время моя еда мало отличалась от собачьего корма.
Всем, чем только можно, нынешний обед отличался от того, что мы вкушали вчера.
Еда была, конечно, лучше. Но разговор — хуже.
— Прекрасно! Восхитительное вишисуар… Мясо по-веллингтонски бесподобно… А какое Шато Марго 59 года… Суфле потрясающее.
Таковы были мои словесные излияния. В паузах я просто ел.
— Оливер, ты что-то замолк.
— Я просто потерял дар речи от этих гастрономических чудес, — ответил я.
Она уловила мою иронию.
— Я переборщила, да? — спросила она.
— Марси, не надо было устраивать такую показуху. Мне все равно, что мы едим. Важно, что мы едим вместе.
— Да, — сказала она.
Но я понимал: она думает, что я ее критикую. Наверно, так оно и было. Но я не хотел ее огорчать. И надеялся, что не очень расстроил.
Во всяком случае я пытался ее утешить.
— Ну, ладно, это же не значит, что мне не нравится, Марси. Правда. Это напоминает мне родительский дом.
— Который ты презирал.
— Кто это сказал?
— Ты. Вчера.
— А, да.
Наверно, за трапезой у Говарда Джонсона. (Неужели это было только вчера?)
— Послушай, — сказал я. — Прости, если я тебя обидел. Так или иначе, когда мои родители едят подобным образом, мне это кажется безнадежно устаревшим. С другой стороны, с тобой это… изысканно.
— Ты правда так думаешь?
Ответ на этот вопрос требовал дипломатичности.
— Нет, — искренне сказал я.
— Я не обиделась, — сказала она, хотя на самом деле обиделась. — Мне хотелось произвести на тебя впечатление. Я не часто ужинаю таким образом.
От этого мне стало легче.
— И как часто?
— Два раза, — сказала она.
— В неделю?
— Два раза с тех пор, как умер отец. (Что случилось шесть лет назад.)
Я почувствовал себя настоящей скотиной.
— Кофе будем пить где-нибудь в другом месте? — спросила хозяйка.
— Можно, я выберу комнату?
— Нет, — сказала Марси. — В моих владениях все следуют за мной.
Что я и сделал. Назад в библиотеку. Где нас ждал кофе и из невидимых динамиков лилась музыка Моцарта.
— Ты в самом деле только дважды устраивала здесь приемы? — спросил я.
Она кивнула:
— Оба раза деловые.
— Ну, а как насчет светской жизни? — спросил я, пытаясь быть тактичным.
— За последнее время она резко улучшилась, — ответила Марси.
— Нет, серьезно, Марси, как ты обычно проводишь вечер в Нью-Йорке?