История Оливера

Конечно, я знал, что слова избиты. Но, черт, я был взволнован, жаждал все обсудить. Ладно, не обсудить, а просто покукарекать. После бесконечных месяцев оцепенения во мне наконец появилось нечто, напоминающее человеческие эмоции. Как бы мне выразить это, чтобы психотерапевт смог уловить мою мысль.

— Послушайте, доктор, мы нравимся друг другу. Наши взаимоотношения находятся в процессе становления. В бывшей статуе потекла кровь.

— Это все на уровне газетных заголовков, — заявил доктор Лондон.

— Это суть, — настаивал я. — Разве вы не верите, что я хорошо себя чувствую?

Возникла пауза. Почему так получилось, что, хорошо понимая мою предыдущую боль, сейчас он был абсолютно глух к моему состоянию эйфории? Я смотрел прямо на него в ожидании ответа.

Все, что он сказал:

— Завтра, в пять часов.

Я вскочил и быстро вышел.

Мы выехали из Вермонта в семь сорок пять, дважды останавливались выпить кофе и заправиться, целовались и прибыли к ее замку в стиле барокко в полдвенадцатого. Привратник взял ключи от машины. Я схватил Марси за руку и привлек ее к себе.

— Люди смотрят! — запротестовала она. Но не слишком энергично.

— Это Нью-Йорк. Всем наплевать.

И в соответствии с моим предсказанием всем в городе было наплевать. Кроме нас.

— Давай встретимся за ланчем, — сказал я.

— Время ланча — сейчас.

— Здорово. Мы как раз вовремя.

— Мне надо идти на работу, — сказала Марси.

— Не ссы, я в хороших отношениях с твоим боссом.

— Но ведь и у тебя есть обязательства. Кто охранял гражданские свободы, пока тебя не было в городе?

Ха-ха. Вряд ли я попаду в собственную ловушку.

— Марси, я нахожусь здесь, чтобы осуществить свое основное право на счастье.

— Не посреди же улицы!

— Мы поднимемся наверх и выпьем по чашечке какао.

— Мистер Барретт, отправляйтесь прямо в ваш проклятый офис, займитесь юридическими делами или чем-нибудь еще и возвращайтесь к обеду.

— Это когда? — нетерпеливо спросил я.

— В обеденное время, — сказала она и попыталась пройти внутрь. Но я все еще держал ее за руку.

— А я уже хочу есть.

— Тебе придется подождать до девяти.

— До полшестого, — возразил я.

— До полдевятого — это контрпредложение.

— В семь, — настаивал я.

— Восемь часов — крайний срок.

— Сделка жестокая, — ответил я, неохотно соглашаясь.

— Я и сама такая, — сказала она. Затем рванула через железные ворота своего огромного замка.

Поднимаясь на лифте в контору, я начал зевать. Мы спали совсем немного, и только сейчас я это почувствовал. И вид у меня был помятый. Когда мы останавливались выпить кофе, я купил одноразовую бритву и попытался побриться. Однако ни один из автоматов не продавал рубашек. Так что, ничего не поделать, у меня был вид человека, занимавшегося именно тем, чем я занимался.

— О, это мистер Ромео! — воскликнула Анита.

Кто, черт возьми, ей сказал?

— Это написано на вашем свитере! Альфа Ромео. Я думала, что это ваше имя. Вы, конечно, не мистер Барретт. Тот всегда приходит работать на рассвете.

— Я проспал, — сказал я, направляясь в убежище своего кабинета.

— Оливер, приготовьтесь к удару.

Я остановился.

— Что случилось?

— Атаковали разносчики цветов. Разве вы отсюда не чувствуете запах?

Я вошел в помещение, которое когда-то было моим кабинетом, а сейчас походило на огромную экстравагантную выставку цветов. Цветочные запахи везде. Даже мой собственный письменный стол казался клумбой роз.

— Кто-то вас любит, — сказала Анита, с наслаждением принюхиваясь.

— Карточка была? — спросил я, моля Бога, чтобы она ее не открывала.

— На ваших розах, то есть на письменном столе, — сказала она.

Я достал ее. Она была запечатана, с пометкой «Лично».

— Конверт из очень плотной бумаги, — сказала Анита.

— Я его держала на свет, но ничего не смогла прочесть.

— Можете идти на ланч, — ответил я, сухо улыбнувшись.

— Что случилось, Оливер? — спросила она, рассматривая меня. (Рубашка была слегка измызгана, но других улик не было. Я проверил.)

— Что вы хотите сказать, Анита?

— Вы совершенно перестали изводить меня по поводу телефонных звонков.

Я еще раз велел ей идти и развлечься за ланчем. И повесить на ручку двери табличку «Не беспокоить».

— У нас нет такой таблички! Тут не мотель! — Она ушла и закрыла дверь.

Открывая конверт, я чуть не разорвал его. Послание гласило:

«Я не знала, какие твои самые любимые, и не хотела разочаровывать. С любовью, М.»

Я улыбнулся и схватил телефон.

— Она на совещании. Могу я узнать, кто звонит?

— Это ее дядя Эбнер, — ответил я, стараясь, чтобы мой голос звучал потолще и получше. Пауза, щелчок, и внезапно — босс.

— Да? — Голос у нее весьма бодрый.

— Как это получается, что у тебя такой бодрый голос?

— Я на совещании с менеджерами Западного побережья.

Ага, верхний эшелон. Основная команда. А она демонстрирует им свою имитацию ледяной холодности.

— Я вам перезвоню, — сказала она, отчаянно пытаясь сохранить свой ледяной имидж.

— Я буду краток, — сказал я. — Цветы были прелестны…

— Хорошо, — ответила она. — Я свяжусь с вами.

— И еще одно, У тебя самая роскошная жопка.

Внезапный щелчок. Эта дрянь повесила трубку!

У меня заболело сердце, и дремотное оцепенение наполнило мою душу.

— Он что — умер?