В 368–370 гг. разразился скандал, в чем-то напоминающий громкие дела времен республики. Будущий префект Африки Хилон и его жена Максима подали префекту Рима Квинту Клодию Гермогениану Олибрию жалобу на то, что их пытались околдовать. Они выдвигали обвинение против большого числа сенаторов, а также женщин, принадлежавших к высшей знати. Поскольку Олибрий был болен, дело поступило на рассмотрение префекту хлебоснабжения Максимину, который воспользовался им, чтобы устранить многих видных людей. Он добился от императора Валентиниана, чтобы эти преступления были квалифицированы как оскорбление величества, и подверг пытке тех, кого эдикты прежних императоров от нее освобождали. Преследование затронуло важных лиц, например будущего префекта Рима Таррация Баса. Его обвинили как соучастника отравления (или порчи) возницы с целью получения желаемого результата на скачках. Сенаторы Пафий и Корнелий сознались, что «осквернили себя колдовством» и были казнены.
В данном случае инкриминирование veneficium
становилось удобным средством для «чистки» политического сообщества, причем средства чрезвычайно эффективного. Отклонить подобное обвинение было нелегко, а римское общество традиционно испытывало отвращение к отравлению и ассоциировало его со всякой мерзкой дьявольщиной и колдовством.Итак, обвинение в применении яда встречалось чаще, чем его действительное употребление. Юридическая процедура давала отличную возможность как бы легитимно устранять неудобных людей. Трудно сказать, шла ли в приведенном деле речь о религиозной борьбе. Те, кого преследовали, принадлежали к языческой знати, но репрессии осуществляли люди, поставленные противником христианства императором Юлианом. Возникшая позже аналогия с религиозным расколом, когда употребление яда связывалось с силами ада, в IV в. еще не была актуальна. Охота за venefici
тем легче вписывалась в общую программу очищения общества, что выпущенный еще во II в. Антонином Пием рескрипт позволял преследовать колдунов и астрологов.Законодательство Поздней Империи, касавшееся veneficium,
по всей видимости, нужно рассматривать именно в этой перспективе. В V в. был составлен кодекс Феодосия, значительная часть которого впоследствии вошла в кодекс Юстиниана. Он содержал в себе весь инструментарий репрессий, с течением времени еще развивавшийся в серии императорских рескриптов. Кодекс Феодосия также включал в себя два известных еще в IV в. акта, которые не позволяли venefei, как и людям, совершившим другие тяжкие преступления, подавать апелляции. В соответствии с актами Константина и Валентиниана на них не распространялись императорские амнистии по случаю государственных праздников: Пасхи, рождения детей в императорской семье. Действовал эдикт, квалифицировавший преступления с применением яда и колдовства как «самые жестокие» (scelera saeviora), следовавшие сразу после оскорбления величества. Все эти меры затрагивали сферу политики не столько потому, что имели целью пресечь отравления в верхах, сколько потому, что организовывали защиту общества и государства от venefici. Кроме того, во времена крепнувшего авторитаризма они давали власти необходимые репрессивные средства для устранения политических противников на основании несмываемых обвинений.Усиливающаяся власть всегда проявляет стремление к тирании. С точки зрение христианских авторов, начиная с Августина, это было испытание, посланное свыше. Таким образом, тираноубийство осуждалось. Однако связь veneficium
с колдовством делала этот modus operandi совершенно неприемлемым для христиан.Следует признать, что распространенные представления об отравлениях в Римской империи II–V вв. слишком упрощенны. Тень Локусты заслонила последующих venefici,
тень Нерона упала на Коммода. Нельзя сказать, что теперь вместо ядов пускали в ход исключительно холодное оружие. В империи, постепенно двигавшейся к христианству, этот коварный способ устранения неугодных существовал. Обычно к нему прибегали те, кто злоупотреблял властью, или женщины. В восприятии людей он смешивался с порчей, гаданиями, колдовством. Преступления, связанные с отравлением, продолжали беспокоить власти, поскольку они нарушали политический процесс, разъедали общественные связи, подрывая стабильность системы. Применение яда стали выделять среди других убийств, как особо тяжкое преступление. Ужас перед отравлением отразила формула, появившаяся еще в эпоху Антонина Пия. Она продолжала жить в долгие века Средневековья, ибо позволяла соединять обвинение в убийстве ядом с другими тяжкими грехами и активно использовалась в политической борьбе.