История Пенденниса, его удач и злоключений, его друзей и его злейшего врага (книга 2)

Тут Блаундел с маркизом переглянулись, обменялись улыбочками, и Блаундел говорит: "Странный вы человек, полковник. Поглядеть на вас вчера — никто бы не заподозрил, что вы пили что-нибудь, кроме чая, а утром вы ничего не помните. Рассказывайте, мой друг, так мы вам и поверили". — "En effet [11], - говорит маркиз, асам покручивает перед зеркалом свои черные усики и делает выпад, как в школе фехтования (фехтовал он здорово, и у Лепажа, я сам видел, четырнадцать раз подряд сбил мишень). Поговорим о деле. Вы, полковник, понимаете, что всякое дело чести лучше улаживать без промедления. Так, может, если вас не затруднит, покончим с нашими вчерашними расчетами?" — "Какие еще, спрашиваю, расчеты? Вы мне что-нибудь должны, маркиз?" — "Бросьте, говорит, довольно шуток. У меня от вас расписка на триста сорок луидоров. La voici! [12]" — и вынимает из кармана бумагу. "А у меня на двести десять", — говорит Блаундел и тоже достает бумагу.

Тут я так взбеленился, что выскочил из постели и завернулся в халат. "Вы что, морочить меня пришли? — говорю. — Не должен я вам ни двухсот, ни двух тысяч, ни двух луидоров. И не заплачу ни гроша. Думаете запугать меня своими расписками? Плевал я на них, и на вас тоже. Оба вы…" — "Кто же мы оба? — говорит мистер Блаундел. — Вам, надо полагать, известно, полковник Алтамонт, что оба мы люди благородные и пришли сюда не затем, чтобы тратить время и выслушивать ваши оскорбления. Либо вы нам заплатите, либо мы разгласим, что вы плут, и накажем вас, как плута".

"Oui, parbleu [13], - говорит маркиз, но его-то я не боялся, он щуплый, я бы его в два счета в окошко выкинул. Блаундел — другое дело, мужчина крупный, и весит на целый пуд больше моего, и ростом на шесть дюймов выше, с ним бы я не справился. — Мосье заплатит, или мосье мне ответит. Выходит, полковник Алтамонт, что вы просто polisson [14]", — так и сказал, — усмехнулся Алтамонт, — и еще много чего они наговорили в том же духе, и тут, в самый разгар перебранки, является еще один из нашей компании. Этот был мне друг — я с ним познакомился в Булони и сам привел его к графине. Он накануне совсем не играл, и даже предостерегал меня против Блаундела и прочих, ну, я ему все и выложил, и те двое тоже. А он и говорит: "Очень это прискорбно. Вас невозможно было оторвать от карт. Графиня умоляла вас перестать. Эти господа несколько раз предлагали кончить. И ставки повышали не они, а вы". Словом, вижу — и он против меня. А когда те двое ушли, он мне сказал, что маркиз меня убьет, это, мол, так же верно, как то, что мое имя… такое, как есть. "Графиню, говорит, я оставил в слезах. Она ненавидит этих людей, сколько раз предостерегала вас против них (и верно, она мне говорила, чтобы я никогда с ними не играл), а сейчас с ней чуть ли не истерика, она до смерти боится, что вы поссоритесь и этот проклятый маркиз всадит в вас пулю. Сдается мне, так сказал мой приятель, — что эта женщина безумно вас любит". — "Вы так думаете?" — говорю, и тогда он мне поведал, что она бросилась перед ним на колени и сказала: "Спасите полковника Алтамонта!"

Я поскорее оделся и полетел к этой очаровательной женщине. Увидев меня, она вскрикнула и чуть не лишилась чувств. Фердинандом меня назвала — честное слово.

— А я думал, вас зовут Джек, — рассмеялся Стронг. Лицо полковника между крашеных бакенбард побагровело.

— Как будто у человека не может быть несколько имен! Когда я с женщиной, я выбираю которое получше.

Итак, она назвала меня по имени. И плакала горючими слезами. А я не могу видеть женских слез. Они мне сердце разрывают… пока я ее люблю. Особенно ее мучило, что я проиграл столько денег в ее доме. Может, я возьму в уплату долга ее брильянты и всякие там ожерелья? Я поклялся, что не притронусь к ее драгоценностям (к тому же я подозревал, что они много не стоят), но может ли женщина сделать больше, чем предложить вам все, что имеет? Таких женщин я люблю, и на свете их немало, я-то знаю. А ей я сказал, чтобы не беспокоилась о деньгах, потому что платить я не намерен. "Тогда, говорит, они вас застрелят. Они убьют моего Фердинанда".

— Да, — смеясь, ввернул Стронг, — "Они убьют моего Джека" — по-французски прозвучало бы не так хорошо.

— Дались вам эти имена, — обиделся полковник. — По-моему, благородный человек может называть себя, как ему нравится.

— Ну ладно, — перебил Стронг. — Так что же было дальше? Она сказала, что они вас убьют.