Далее Лейбниц, во многом следуя Аристотелю, выделяет две разновидности партикулярной справедливости: 1) распределяющая справедливость
по правилу «воздавать каждому свое», которое применяется в сфере публичных отношений соответственно мере добродетелей, достоинств и заслуг тех или иных индивидов; 2) уравнивающая справедливость менового (обменного) характера по правилу «никому не вредить», действующему в сфере частных (приватных) отношений, где все люди равны и значимо различие не лиц, а их конкретных деяний. Осуществление в сфере земной жизни требований партикулярной справедливости с помощью принудительных законов государства является, по смыслу подхода Лейбница, частичной реализацией требования универсальной справедливости «жить честно». Полная же реализация этого требования осуществляется в сфере (и в плане) совершеннейшего государства под управлением Бога, где все справедливое получает действительность, где никакое добро не остается без соответствующего награждения, а никакое зло — без надлежащего наказания.Оценивая значение требований этих различных видов справедливости в их взаимосвязи и единстве, Лейбниц отмечал: «Общественное счастье состоит не только в том, чтобы мы не страдали, но ив том, чтобы мы работали для общего блага, которое потом возвращается нам». Земное государство, устанавливая требования и запреты для людей, определяя границы их свободы, должно постоянно руководствоваться образцом «наилучшей республики»
Определяя правила различных видов справедливости, Лейбниц использует (хотя и в другой концептуальной схеме) известное положение римского юриста Ульпиана о требованиях права: «Предписания права суть следующие: жить честно, не чинить вред другому, каждому воздавать то, что ему принадлежит».
Естественно-правовые положения римских юристов лежат в основе и той концепции «рациональной юриспруденции», которую Лейбниц начал разрабатывать еще в молодые годы. Замысел концепции состоял в том, чтобы «уложить в кратчайшие слова, по образцу древнего непрерывного Эдикта (кодекса, составленного при римском императоре Адриане около 125 г. —
Поиски формализованных основ (аксиом) всего римского права, приведшие в дальнейшем Лейбница к целому ряду фундаментальных идей (об общем аксиоматически-математическом методе выражения всех истин разума, об универсальном знаковом языке изложения положений всех наук, искусстве открытия новых знаний, комбинаторике понятий и т. д.), стимулировались и подкреплялись рядом обстоятельств. И прежде всего тем, что «невероятно тонкие», ясные и убедительные, как аксиомы в геометрии, ответы римских юристов по правовым вопросам, сохраненные в Дигестах, в своей значительной части «возникли почти полностью как развитие положений естественного права, а остальные выводились с тою же последовательностью из немногих оснований, хотя и произвольных, но по большей части извлеченных из государственной практики». Другое важное обстоятельство состоит в том, что, хотя не все римское право (например, положения императорских рескриптов и т. д.) входит «в состав чистого естественного права», но это не меняет сути дела, «тем более что, как можно смело утверждать, половина римского права принадлежит чистому естественному праву, и общеизвестно, что почти вся Европа пользуется этим правом и оно нигде не оспаривалось открыто в местных обычаях».
Разработка формализованно-аксиоматического метода для юриспруденции была для Лейбница, с одной стороны, продолжением соответствующих идей и достижений предшествующей юридической мысли (от римских и средневековых юристов до Гроция и других авторов Нового времени), а с другой стороны, это одновременно было также в определенной мере исходной пробной частью реализации в хорошо известной ему юридической сфере более глобального научного замысла — создания (в духе Ф. Бэкона и других новаторов и реформаторов науки в Новое время) «начал и образцов новой всеобщей науки, служащей устроению и преумножению знаний на благо народного счастья». Существо нового метода такой науки состоит, согласно Лейбницу, в «искусстве открытия», включая «новое замечательное исчисление» и изложение «способа представления доказательств относительно любых предметов — доказательств совершенно твердых и равных математическим и даже высших в сравнении с математическими... И стоит только взяться за перья, как уже будет достаточно, чтобы двое спорящих, отбросив словопрения, сказали друг другу: давайте посчитаем!».