История политических и правовых учений: Учебник для вузов

Корень свободы человека — его разумность. «Понимание, — подчеркивает Лейбниц, — есть как бы душа свободы, а прочее составляет как бы ее тело и основание. Свободная субстанция определяет сама себя, и определяет себя посредством благого мотива, понятого разумом, который ее склоняет, но не принуждает. Все условия свободы содержатся в этих немногих словах».

Лейбниц, отмечая двусмысленность термина «свобода», различает свободу юридическую и фактическую. Под юридической свободой он, по существу, имеет в виду абстрактную правосубъектность и правоспособность лица. «Согласно юридической свободе, — замечает он, — раб совсем несвободен, крепостной не вполне свободен, но бедняк столь же свободен, как и богач. Фактическая свобода заключается либо в силе делать то, что хочешь, либо в силе хотеть как должно». Характеризуя фактическую «свободу действий», Лейбниц подчеркивает ее зависимость от реального положения и состояния лица: «Вообще говоря, тот, у кого больше средств, более свободен делать то, что он хочет».

Согласно лейбницевской диалектике свободы, необходимости и случайности, свобода воли (свободные действия, свобода выбора) отлична от разума, предполагает случайность, а не необходимость акта воли и в этом смысле противоположна абсолютной (метафизической) необходимости. При этом разум (с помощью соответствующих доводов) может детерминировать волю, но способом, который «склоняет, не принуждая». В этой связи Лейбниц считает удачным положение Аристотеля, что свободные действия — это такие действия, которые не просто спонтанны (случайны), но еще и вдобавок обдуманны.

Человек, обладающий свободой воли и разумом, как маленький бог свободно действует в своем мире. «Поэтому, — замечает Лейбниц, — человек есть малый бог в своем собственном мире, или в микрокосмосе, управляемом им на свой манер; он творит в нем нечто удивительное, и его искусство часто подражает природе». Свободная воля людей проявляет себя по- разному и нередко приводит к большим прегрешениям. При этом человек испытывает зло по мере своей вины и подвергается наказанию, но Бог своим удивительным искусством превращает все прегрешения этих малых миров в величайшее украшение своего великого мира.

Подобные положения, подчеркивает Лейбниц, следует рассматривать не только как приятные и утешительные, но и как вполне истинные. Тем более что в универсуме нет ничего истиннее счастья и приятнее истины. «К довершению красоты и общего совершенства Божественных творений, — отмечает он, — следует признать, что во всей вселенной совершается известный непрерывный и свободный прогресс, который все больше продвигает культуру. Так, цивилизация с каждым днем охватывает все большую и большую часть нашей земли. И хотя верно, что некоторые ее части дичают или же разрушаются и подавляются, но... эти разрушения и падения способствуют достижению более высокой цели». И в этом бесконечном развитии и движении к более высоким ступеням совершенства и культуры нет какого-либо предела для прогресса.

С этих оптимистических позиций Лейбниц защищает предустановленную гармонию этого лучшего из миров от разного рода его пессимистических оценок и трактовок. Так, он считает преувеличением положение французского философа П. Бейля о том, что человек зол и несчастен, что всюду тюрьмы и больницы, а история — это лишь собрание преступлений и несчастий рода человеческого. На самом деле, замечает Лейбниц, в жизни людей несравненно больше добра, чем зла, как несравненно больше домов, чем тюрем. Заблуждение историков, подчеркивает Лейбниц, состоит в том, что они обращают внимание больше на зло, чем на добро, между тем как главная цель истории, равно как и поэзии, состоит в том, чтобы посредством примеров учить благоразумию и добродетели и изображать порок в таком виде, чтобы это возбуждало отвращение и позволяло или помогало избежать его.

В русле своего учения о предустановленной гармонии Лейбниц трактовал историю (священную и гражданскую) как актуализацию, развертывание и выражение Божественного замысла. «История, — писал он, — есть зеркало Божественного провидения и представляет нам Бога облеченным нравственностью, поскольку Он проявляет себя не только как первоисточник (принцип) вещей (как в метафизике и в математике), не только как изобретатель удивительных машин (как в физике), но и как управитель духов в этом мировом государстве. И проявляет Он себя так, как будто он один из наших близких, т. е., следовательно, некий Дух, к нам наилучшим образом расположенный; таким образом Он раскрывает человеческому роду свою бесконечную благость и в отношении руководства империями, и в отношении сокращения наших путей к спасению... Гражданская история, в которую я включаю и современную, указывает на Его неограниченную волю».