Власть земных правителей
Лейбниц уподобляет власти Бога в «мировом государстве». «Бог, как зиждитель всякого порядка, — писал он, — управляет всем своею невидимою десницею мудро и законно. Боги этого мира, представляющие образчик божьего могущества, должны устроить свое правление по образу небесной державы, если хотят за свои большие труды наслаждаться процветанием своего государства».С этих же позиций своей рационалистической теологии Лейбниц замечает, что «человеческие законы»
должны служить «как бы ограждением для божественного закона, чтобы отвратить нас от порочных устремлений, приучить к добру и сделать для нас добродетель обычной». Это, отмечает он, было целью Моисея и других хороших законодателей, а также Иисуса Христа.Однако вопросы государственной власти и законов
Лейбниц, имея в виду тогдашнее деление наук по четырем профессиям и факультетам (теологии, юриспруденции, медицины и философии), относит к предмету юриспруденции, а не теологии. Более того, он как профессиональный юрист (теоретик и практик) саму теологию трактует как своеобразную юриспруденцию. Отметив, что «теология занимается вечным блаженством», Лейбниц с характерным для него юридическим взглядом на вещи добавляет: «Она своего рода юриспруденция, занимающаяся тем, что считают относящимся кВсе предметы, не включенные в эти три высших факультета (теологический, юридический и медицинский), относились в те времена к сфере философского факультета, преподавателям которого, в отличие от членов «высших факультетов», не давали «средств для практического самоусовершенствования». Лейбниц считал такое деление научных дисциплин несоответствующим правильной организации наук, одним из основных принципов которой, по его мысли, должна быть тесная связь теории и практики. Кроме того, он поддерживал мнение о том, что необходимо создать и экономический факультет. В сложившихся условиях, отмечал Лейбниц, философский факультет рассматривается как введение к другим факультетам: на философском факультете изучали историю, риторику, основы математики, «начатки теологии и естественного права, не зависящие от божеских и человеческих законов» и оторванные от практики.
Между тем ученые, соединив теорию с практикой, могли бы стать «подлинными наставниками человеческого рода». Для этого необходимы глубокие изменения как в сфере самой науки (обновление методов научных исследований, создание и сотрудничество научных обществ и академий наук в европейских странах, формирование «республики ученых» и т. д.), так и в области «государственного управления» (утверждение новых отношений между государством и наукой, проведение государствами активной и продуманной политики по поддержанию и развитию естественных и гуманитарных наук, внедрению их достижений в практику и т. д.). «И когда я, — писал Лейбниц, — думаю о росте человеческого знания за последний век или два и о том, как легко было бы людям продвинуться несравненно дальше, чтобы стать более счастливыми, то я не отчаиваюсь в том, что человечество добьется значительных успехов в более спокойные времена при каком-нибудь великом государе, которого Бог поставит для блага человеческого рода».
Этими гуманистическими идеями научного прогресса и просвещения во имя блага людей пронизаны и все политико-правовые взгляды великого ученого.
Лейбниц был убежденным сторонником просвещенной монархии, в которой власть действует справедливо на основе и в рамках божественных и человеческих законов во имя общего блага, включающего в себя также свободу и частные интересы людей. Сопоставляя земное государство и божественное «мировое государство», он писал: «Подобно тому как в хорошо устроенном государстве, насколько возможно, осуществляется забота об отдельных лицах, так и универсум не может быть совершенным, если при сохранении общей гармонии в нем не соблюдаются частные интересы».