История политических учений

В частности, Юстин Философ (100– 167) в первой из двух своих «Апологий», адресованных императору Антонию, повторяет главный тезис платоновского диалога о власти философов как условии благоденствующего государства. Правда, способность к философствованию Юстин распространяет не только на отдельных правителей, но и на целые народы. В этом выражается демократизм первоначального христианства как идеологии социальных низов.

Данный сюжет получил развитие у Татиана (Tatianus) (вторая половина II в.), ученика Юстина. В своей «Речи, обращенной к грекам» Татиан противопоставляет античной мудрости христианское откровение, сближая его с романтизированной простотой «мудрости варваров». С этих позиций он критикует Аристотеля, который в своих этических трактатах отказывал простому люду (ремесленникам и земледельцам) в праве на счастье, а в «Политике» – в гражданских правах. Э. Жильсон усматривает в сочинениях Татиана идею политического освобождения посредством теократии^* [Gilson, 1954, p. 15].

В отличие от грекоязычной апологетики, стиль латиноязычных апологетов был скорее практического, чем спекулятивного склада. В своем диалоге «Октавий», написанном под влиянием Цицерона, один из первых латинских апологетов Муниций Феликс обращается к политически острой теме государственной «измены» христианства в отношении Римской империи. С таким обвинением выступает герой диалога Цецилий, утверждая, что с опорой на языческую религию Рим покорил весь мир, тогда как христианство непатриотично: изменяя общественным богам, оно изменяет своему государству. На это Муниций и его единомышленник Октавий замечают, что для одних подданных Римской империи победы ее оружия значили свободу и богатство, для других – рабство и нищету. И для этих последних империя была не родиной, а вражеской территорией.

Но еще больше, чем Феликс, бескомпромиссен к античной культуре Квинт Тертуллиан (лат. Quintus Septimius Florens Tertullianus) (около 160 – около 230). В ней он видит лишь извращение всех естественных наклонностей человека: запутывающую философию, развращающую мораль, оскорбляющую религию. Средневековая традиция приписала Тертуллиану изречение, ставшее его «визитной карточкой»: «Верую, потому что абсурдно» (Credo quia absurdum est). Действительно, такая мысль (хотя выраженная несколько иными словами) присутствует в трактате Тертуллиана «О плоти Христа»19. Для латинского апологета истины божественного откровения кажутся нелепыми, поскольку превосходят возможности человеческого разумения. Подобно Татиану, Тертуллиан противопоставляет «лукавой» философии греков «неиспорченную» науками душу простонародья, изначально содержащую в себе кладезь истинно христианской веры.

Отказывая философскому и вообще человеческому разуму в постижении истин Евангелия, Тертуллиан тем больше возвышает авторитет церкви, получающей монополию на истины откровения. Эти истины соборны, т. е. собраны воедино из мнений всех апостолических церквей. Отсюда рождался догмат о главенстве и непогрешимости римского папы как престолонаследника первого апостола Петра. И хотя сам Тертуллиан в конце жизни раскаялся в своей фетишизации церковной бюрократии, обратившись к монтанизму^*, его идеи вдохновляли не одно поколение иерархов римско-католической церкви.

Тертуллиан разделяет человеческое общество на «лагерь дьявола» (castra diabolic) и «лагерь бога» (castra dei).

«Лагерь бога» – это церковная община христиан, управляемая небесными (духовными) ценностями. «Лагерь дьявола» – это языческая империя, лишенная истинного Бога, почитающая только плотские (ничтожные) ценности. Дьявольский лагерь Тертуллиан называет термином «saeculum» (отсюда современный термин «секулярный»), в котором выразились смыслы суетности преходящей человеческой жизни, грешной «похоти господствования» (выражение А. Августина).

Тертуллиан унижал человека до плотского ничтожества, чтобы возвысить Бога до абсолютного совершенства. Тем самым он отчасти предвосхищает тезис Аврелия Августина: «Когда человек живет по человеку, а не по Богу, он подобен дьяволу» (14, IV)20. В этом заключалось существенное отличие латинской патристики от христианского гуманизма греко-язычных апологетов, в особенности от византийских систематиков вроде Григория Нисского.

Августин Блаженный Аврелий (лат. Aurelius Augustinus Hipponensis) (354–430) является главным представителем того периода патристики, который отмечен возникновением первых теологических систем. Это отвечало изменившемуся статусу христианской церкви в Римской империи, ее превращению в государственную религию. Как остроумно заметил Г. Г. Майоров, отцы церкви «торжествующей», как правило, видели в мире больше гармонии и порядка, чем отцы церкви «гонимой» [Майоров, 1979, с. 30].