История православия

Здесь уместно сказать несколько слов об оригинальном религиозном мыслителе второй половины XIX в., которого Вл. Соловьев в письме назвал своим «учителем и отцом духовным», и о котором Л. Толстой говорил: «Я горжусь, что живу в одно время с подобным человеком». Речь идет о Федорове – христианском философе, основные идеи которого выходят за пределы христианских принципов. Николай Федоров – незаконнорожденный сын князя Гагарина и пленной турчанки, родился в 1828 г. Учился в Ришельевском лицее в Одессе, затем преподавал историю и географию в уездных училищах. С 1867-го и до смерти в 1903 г. Федоров жил в Москве, где работал в библиотеках – сперва в Чертковской, а с 1874 г. более четверти века – в библиотеке Румянцевского музея (в советское время – имени Ленина). Он составил первый каталог книг Румянцевского музея и организовал международный книгообмен. Федоров вел аскетический образ жизни, хотя аскетом себя не считал. «Не гордись, тряпка, завтра будешь ветошью», – любил повторять он. Свою скромную зарплату он почти целиком раздавал нищим, приходившим к нему за «стипендией». Его энциклопедические познания не заглушали в нем тяги и способности к живому и оригинальному творчеству. При жизни Федоров печатался мало – ему не нравилось, что за плоды его мысли люди вынуждены платить деньги. Его главный труд «Философия общего дела» был опубликован уже после смерти автора. По мнению Федорова, философия как чистое созерцание и умозрение ставит себя в рабское положение по отношению к миру. «Чтобы сделаться знанием конкретным и живым, – писал он, – философия должна стать знанием не только того, что есть, но и того, что должно быть, т. е. она должна из пассивного умозрительного объяснения сущего стать активным проектом долженствующего быть, проектом всеобщего дела». Какое же дело Федоров считал всеобщим? Грубо говоря, его рассуждения таковы: всякая специализация разделяет людей на группы по специальностям и интересам, часто враждующие между собой. Однако есть проблема, одинаково близкая всем – это воскресение умерших предков, как бы дико, на первый взгляд, подобное дело ни выглядело. Именно его Федоров назвал общим и предложил ряд проектов по его реализации, используя достижения естественных наук. Эти проекты фантастичны, но основная идея глубоко христианская. Федоров считает, что в деле спасения «человечество призвано быть орудием Божиим», а не ждать пассивно Второго Пришествия. По Федорову, после Христа наше спасение целиком зависит от нас самих. Как он пишет: «Если первородный грех осудил нас на знание без действия, обратив древо познания в древо крестное, то древо крестное объединяет всех в стремлении превратить знание в дело». Этим нам всем открывается «возможность и способность сделаться орудием Божественного плана». Зеньковский говорит, что два пронзительных чувства, глубоко проникшие в душу философа, определили его мысли и построения: первое – чувство людской разобщенности и отсутствия истинно братских отношений в человеческом обществе, а второе – невозможность забыть о том, кто уже ушел из жизни. Эти чувства содержат осуждение тех, кто замкнулся в себе самом, кто равнодушен к живым и мертвым. Свои проекты Федоров считает новым шагом к возвещенной в Евангелии победе над смертью. Он с редкой остротой пережил христианские положения о смерти как предельном зле и неправде и о грядущем воскресении как желанной правде и своими слабыми человеческими силами стремился эту правду приблизить.

Заметным событием в жизни общества был выход в 1909 г. сборника «Вехи», где в статьях религиозных философов, правоведов, литературоведов, большинство которых прошло через увлечение марксизмом, была дана жесткая переоценка взглядов на интеллигенцию. Булгаков писал: «Нет интеллигенции более атеистической, чем нынешняя русская… Некоторая образованность, просвещенность есть в глазах нашей интеллигенции синоним религиозного индифферентизма». Богоборчеству этой интеллигенции Булгаков противопоставил смирение русских святых и подвижников. Гершензон отмечал оторванность интеллигенции от народа: «Мы сонмище больных, изолированных в родной стране – вот что такое русская интеллигенция… Каковы мы есть, нам не только нельзя даже мечтать о слиянии с народом – бояться мы его должны, пуще всех казней власти, и благословлять эту власть, которая своими штыками и тюрьмами еще ограждает нас от ярости народной». Одному из составителей и авторов сборника Струве сочувственное письмо написал архиепископ Антоний Волынский: «Мы не знаем, чем больше восхищаться: научностью ли, разумностью ли ваших доводов или примиренным любящим голосом вашего обращения к инакомыслящим, или вашею верою в силу человеческой совести даже у тех, кто ее отрицает в теории, и на практике, или, наконец, вашей суворовской храбростью, вашим восторженным мужеством, с которым вы, подобно уверовавшему Савлу, обращаетесь к своим собратьям по былому ложному увлечению». Идеи веховцев получили распространение среди учащейся молодежи.