История прибалтийских народов. От подданных Ливонского ордена до независимых государств

С социально-политической же точки зрения характерными являлись мероприятия, способствовавшие оседлости безземельной части крестьянства. При этом крестьянские земельные наделы воспринимались как явно аристократические, но они таковыми и являлись. Одновременно прослойка владельцев крестьянских дворов (хуторов), так называемых «серых баронов», выделилась в уверенных в себе и, безусловно, наиболее экономически сильных хозяев.

Обстоятельства настоятельно требовали смягчения условий перехода земли от одного лица к другому, без чего о приобретении в частном порядке земельных участков безземельными крестьянами нечего было и думать. Однако об упразднении всех правовых ограничений не могло быть и речи. В 1895 году лифляндское дворянство предприняло попытку перейти на единонаследие как в отношении дворянских поместий, так и крестьянских домовладений, согласно которому преимущественное право наследника должно было защитить сохранение для семьи неделимого родового владения. Однако это предложение так и осталось проектом, так же как и более поздние попытки крупных земле владельцев планомерно создать внутренние крестьянские поселения на территории своих поместий, что должно было послужить заселению на их земле «морально надежных и экономически дельных людей».

О том, насколько трудным оказалось взаимодействие с правительством, свидетельствует судьба усилий, предпринимавшихся по возрождению школьного дела на селе, когда русские выдвинули неприемлемое условие проведения занятий на русском языке. Тогда же они потребовали отказаться от страхования сельскохозяйственных рабочих по старости и инвалидности, игнорируя пожелания прибалтийцев нивелировать в определенной степени правовые различия между дворянскими и крестьянскими землевладельцами.

Однако хуже всего было то, что правительство не разрешило усовершенствовать провинциальные конституции. Инициаторами в этом вопросе выступили эстляндские дворяне, которые в 1905 году под руководством предводителя дворянства барона Эдуарда Деллингсгаузена попытались инициировать изменение основного закона. Эта застарелая большая проблема, казалось, начала успешно решаться, когда в конце мая 1905 года данный вопрос был поднят на прибалтийской дворянской конференции в Риге, а летом того же года обсужден на заседаниях провинциальных Законодательных собраний. Однако из-за революционных событий 28 ноября произошло временное восстановление прибалтийского генерал-губернаторства с одновременным созданием всеобщего Остзейского совета (Особого совещания) в качестве совещательного органа при генерал-губернаторе, в работе которого должны были принимать участие 22 депутата от дворянства, главных городов и сельских общин всех трех провинций.

Прежде чем представить проект реформ в этот совет, по инициативе дворян данный вопрос обсудили на созванных провинциальных советах, делегаты на которые были избраны по тем же принципам, что и на Остзейский совет, только в двойном количестве. Они собрались осенью 1906 года и проработали предложения, которые были рассмотрены Особым совещанием летом и осенью 1907 года. По национальному составу его членами являлись 14 немцев, 4 латыша и 4 эстонца.

Решения Особого совещания в основном базировались на положениях, принятых на дворянской конференции в мае 1905 года, и предусматривали паритетное представительство крупных и мелких землевладельцев в новом устроении, центром которого должно было стать окружное собрание. Разработанный Остзейским советом проект устройства провинций и округов, генерал-губернатор в 1907 году направил в правительство, но он утвержден не был, и реформа не состоялась.

Причины, определившие такое поведение правительства, доподлинно не известны. Можно только предположить, что все оказалось отодвинутым в сторону из-за плана переноса на Прибалтику системы организации русского земства, избирательное право которой должно было быть демократизировано. К тому же предусмотренный на окружном уровне в прибалтийском проекте паритет между крупными и мелкими землевладельцами национальным устремлениям латышей и эстонцев не соответствовал. Однако он мог стать далекоидущим шагом на пути их политического сотрудничества.