История разведенной арфистки

– Значит, договорились: завтра утром, пораньше я беру тебя с собой на кладбище, – и он щелчком отправил не погасшую еще сигарету в воздух, словно маленький персональный фейерверк, после чего ушел к себе в квартиру.

«Он поймал меня на удочку», – сказала она себе самой… и как же быстро удалось ему добиться того, чтобы она, сильно нервничая, сидела с мобильником в руках и, завернувшись в старую материнскую шаль, полусонная, прислушивалась, не раздался ли уже двойной стук в дверь – так, как это делал его внук.

Ранним утром он уже стоял в дверях с торжественным выражением лица; на нем был черный капот, а на голове – шляпа с огромными полями, прикрывавшими пейсы. Неторопливо повел он ее к автобусной остановке, а когда небольшой автобус подъехал (городской или частный? – подумала она), подсадил ее на старинный манер, и тут же стало ясно, что это – специальный и, если можно так сказать, «кладбищенский» автобус, который довозит своих пассажиров не только до въезда на кладбище, но и к различным его секторам, останавливаясь по первому требованию.

– Я никогда не нашла бы этого места. Вы, безусловно, эксперт…

Мистер Померанц предложил ей постоять напротив могильной плиты и камня, который воздвигли ее мать и брат. То был просто прямоугольник сероватого мрамора с датами рождения и смерти, под которым в одну линию тянулась выгравированная строка:

«Любимому, что радовал каждое сердце».

– Прекрасно, – сказала она. – Таким он и был. Но почему они ни разу не упомянули при мне об этой строчке?

Мистер Померанц ничего на это не ответил. Он стоял и смотрел на могилу. Она ему нравилась. Кругом – ни души. И тонкий аромат цветущего кустарника.

– Хорошо, что вы затащили меня сюда, – сказала она, тут же поправившись… – Я хотела сказать – «посоветовали».

И опять мистер Померанц не сказал ничего. Он только кивнул в знак согласия и продолжал разглядывать надпись на камне, как если бы это был исключительно сложный текст.

– Возможно, вы помните, – задумчиво проговорила она, – что никто из нас троих во время похорон в голос не плакал. Вы не удивились – почему? Не задумывались?

– Нет, – ответил явно пораженный мистер Померанц. – Я об этом не задумывался.

– Дело в том, что папа скончался во сне, лежа рядом с мамой. Смерть в бессознательном состоянии… не испытывая ни страха, ни страданий… и мы все чувствовали, что именно такой смерти он и хотел. И это же было, согласитесь, хорошо… вот почему мы и не плакали во время погребения.

Он с нескрываемой нежностью посмотрел на нее, но не произнес ни слова. Поднял с земли кусок гальки, положил кругляш на надгробную плиту, затем взглянул на часы. Но арфистка, все еще во власти воспоминаний о покойном отце, хотела чего-то еще, чего-то такого, что мог дать ей этот неожиданный визит.

– Поскольку это вам я обязана тем, что стою сейчас у отцовской могилы, мистер Померанц, может быть, нам следует сделать что-нибудь еще?..

– Что-нибудь еще? Например?

– Может быть, кто-то из молящихся… раз мы уж здесь… прочтет надлежащий кадиш[8]? Самый простой…

– Для того, что ты имеешь в виду, говоря «простой кадиш», ты должна была бы превратиться в мужчину, – ухмыльнулся мистер Померанц. – А кроме того, потребовался бы миньян[9]. Но… мы с тобой можем обойтись и без того и без другого. Помнишь, когда, бывало, ты доставала свою арфу по субботам… я говорил тебе, что священники – по моей просьбе, признаюсь, согласились, чтобы ты играла на ней даже в синагоге.

– Да, – краснея от стыда, признала она. – Вы мне говорили это… и я не забыла, какую терпимость вы все проявляли ко мне… Но сейчас у меня нет с собой моей арфы.

– Верно. Нет, – он засмеялся. – Сыграть ты не можешь. Но можешь просто прочитать его вслух.

– Но как?

Здесь мистер Померанц извлек из внутреннего кармана своего одеяния желтоватую пластиковую карточку со словами кадиша, напечатанными крупным шрифтом. Чистым и звучным своим голосом она прочла их, строчка за строчкой, ощущая себя вновь участником массовки, сидящим в иерусалимском баре под камерой, провожающей ее взглядом возле отцовской могилы.

Закончив, она вернула кадиш, который исчез во внутреннем кармане накидки, убогость которой ей бросилась в глаза впервые.

На лестничных ступенях общего их дома, прежде чем расстаться, она пригласила его в свою квартиру, открыла платяной шкаф родителей и предложила ему висевший сиротливо костюм. Улыбнувшись, он погладил пустой рукав, но вежливо отклонил предложение.

– Вещь дорогая, – сказал мистер Померанц. – Дорогая, и в хорошем состоянии. Это уж точно. Я любил твоего папу… более того – я его уважал… но подозреваю, что материал… как бы это сказать – шаатнез.

– Шаатнез???

– Да, Нóга. Это смесь шерсти и льна, и носить подобное – запрещено. Всем без исключения, даже женщинам. Это – некошерно.

32