История разведенной арфистки

Она состоялась на крыше невообразимого по безобразию небоскреба, воздвигнутого на руинах старого отеля «Холи Лэнд», открывая превосходный вид на пиротехнические букеты, запускаемые с самых высоких точек столицы. Большинство публики на крыше не были знакомы друг с другом и, более того, даже с хозяевами, желавшими доказать бескорыстие своей щедрости и то, что они никак не связаны с муниципальной коррупцией, выразившейся в сносе отеля и возведении вместо него этого отвратительного сооружения, такого же ужасного, как и другие небоскребы. Но, по израильской моде, гости с привычной быстротой разбились на группки, объединенные тут же установленным если не прохождением совместной воинской службы или возможным в детские годы проживанием в соседних кварталах, то, на худой конец, наличием общих знакомых.

Нóга стояла возле ограждения крыши, потягивая вино, бросая время от времени взгляды на затянутые туманом небеса, еще сохранявшие некоторую розоватость от недавнего фейерверка. Она знала, что вскоре, рано или поздно – так происходило всегда, – кто-нибудь заметит ее одиночество, и в этот день празднования Дня Иерусалима реальное или воображаемое воссоединение будет ожидать ее, завершившись, как всегда в последнее время, разговорами о ней и о ее делах. Ничего нового: разумеется, спрашивать ее будут, почему у нее нет детей и почему она не живет в Израиле. Будут ли ее поддразнивать, когда вместе с делами музыкальными она упомянет о своей работе в массовке, заключавшейся в том, чтобы тащить за собой запряженного в кибитку осла, роняющего ароматные кучи у подножья Масады во время исполнения великой оперы.

Первоначальная отчужденность привела к тому, что в воздухе зазвучали слова и мелодия старинной народной песни, тронувшей ее до самого сердца. Она решила попрощаться с друзьями, отклонив предложения проводить ее до дома. Отстаивая свою независимость, она заказала такси.

На улице Раши, возле родительского дома, стоял мужчина. Мог ли это быть, несмотря на столь позднее время, преследовавший все ту же свою цель старый адвокат? Но нет, то был не он. Сосед, мистер Померанц, вот кто это был. В мешковатой белой рубашке, с кипой на голове, весь в кольцах сигаретного дыма.

– Наконец-то я встретила вас, мистер Померанц, – сказала она, тепло приветствуя мужчину, борода которого становилась все белей и белей, но который только выигрывал от этого. – С тех пор как я приехала и поселилась здесь, я все время спрашиваю себя – где же вы.

– Ну, вот он я, – сказал мистер Померанц, ухмыльнувшись.

– Уже восемь недель, как я живу у мамы в квартире, – продолжала она, – и не сумела вас увидеть. И хорошо, что вы не болеете… как бедная ваша жена.

– Да… слава Богу, что я здоров. И я не прятался от тебя, Нóга, – ласково добавил он. – Я просто все время, всю неделю не в Иерусалиме, а в Иудее.

– В какой Иудее… нашей или палестинской? – спросила она придирчиво.

– В Божьей Иудее, – мягко ответил он. – Весь последний год я преподаю пять дней в неделю в ешиве, что в Текоа, и таким образом могу помочь нашему сыну Шайе, у которого много детей.

«Да, – хотелось сказать ей. – Да. И с одним из них я даже встретилась… и даже пригрозила ему плеткой…»

Но она промолчала.

Тем временем мистер Померанц докурил свою сигарету, которая только что не обожгла ему губы, и, тут же достав другую, зажег ее от окурка, который затем бросил на землю и затоптал подошвой.

– Твой отец тоже, да покоится он с миром, – сказал он, словно извиняясь, – он тоже любил постоять здесь со мной возле ограды и побаловать себя сигаретой… мужская солидарность, понимаешь… что-то вроде дружбы, возникшей, хочешь не хочешь, из-за того, что твоя мать, как и моя жена, не переносят дыма. Боятся…

– Да, вы были добрыми друзьями, пусть даже мой отец был человеком абсолютно мирским.

– Хватит, пожалуй, повторять это слово – «мирской, мирской»… Что это такое?

– Это значит – «неверующий».

– Сказать окончательно, что человек был «мирским», – заметил мистер Померанц с упреком, – можно только тогда, когда его похоронили. И, кстати, Нóга… раз уж мы коснулись этого предмета… навестила ли ты могилу своего отца за это время?

– Я… одна?..

– А в чем проблема?

– Да как я нашла бы ее? Я была только на погребении… а когда устанавливали памятник… надгробную плиту… меня уже в стране не было.

– Я помогу тебе найти ее.

– Еще года не прошло. Мне было сказано, что после тридцати дней никто не должен посещать могилы вплоть до окончания первого года.

– Не имеет значения, что они там сказали, – перебил он ее раздраженно. – Не имеет значения, сколько времени прошло. Человек, который любил своего отца, посещая его могилу, еще глубже ощущает эту любовь.

– Верно, – прошептала она.

– Итак?!

– Итак?

– Если хочешь, завтра утром мы отправимся на кладбище… до того как ты снова оставишь нас.

– Завтра? – она попыталась остановить его рвение. – Завтра же все будут отмечать День Иерусалима. И будет парад.

– Не вижу никакой связи.

– Вы правы… это все не имеет значения.