История разведенной арфистки

Собрав все свое мужество, Ури сообщил, что снова отправляется в пустыню. Дело в том, что поздно вечером именно там у него назначена встреча с одним из старших боссов Министерства окружающей среды… Разумеется, он ни на мгновение не отключит свой мобильник, он положит его в карман куртки, прямо напротив сердца, так, чтобы почувствовать малейшую вибрацию…

В наступающей темноте он двинулся на восток, миновав Иерихон; дорогу ему освещала луна, подмигивавшая наперебой с двумя шаловливыми звездочками – такое вот трио. На перекрестке Бейт-Ха-Арава он повернул к югу и меньше чем через час увидел луч света, прорезавший ущелье среди мрака Масады, навеки призванной напоминать человечеству о древних временах беспримерного героизма евреев, которые предпочли массовое самоубийство римскому плену. У него не было входного билета, а кроме того – никакого желания тратить на эту оперу еще деньги, так что, прежде чем добраться до общей стоянки, он покатил по пыльной дороге в объезд, пока не уперся в тупик. Выключил фары, заглушил двигатель и побрел с обратной стороны сцены, рассчитывая укрыться среди смежных небольших холмиков, то ли натуральных, то ли искусственных, трудно сказать. Отсюда, решил он, и наведет он свой бинокль, в который рассмотрит женщину, которая, несмотря на всю свою любовь к нему, отказалась родить ему ребенка.

Как бывший боевой офицер армии Израиля, он без труда ориентировался на местности, тем более когда, как вот здесь, ему помогала в этом трагическая громадина Масады.

До него доносились звуки настраиваемых инструментов. Но догадывается ли служба безопасности (если таковая присутствует), что делает здесь этот мужчина с серебряной прядью в густых еще волосах; уж не собирается ли он пробраться поближе к сцене, которую он пристально разглядывал не далее чем прошлой ночью, подпевая знакомым ему мелодиям, но сейчас умирает от желания увидеть одну-единственную участницу массовки, с которой у него из прошлого остались еще не сведенные счеты.

Бесшумно миновал он северный холм, из-за которого донесся до него беззаботный смех расшалившихся женщин, затем все затихло, после чего аудитория в тысячу человек взорвалась аплодисментами, отмечавшими по-явление дирижера. Несколько секунд – и бессмертная музыка поплыла ему навстречу. Мало-помалу продвигался он вперед, выбирая наблюдательный пункт, затем, опустившись на колени и вспомнив о бинокле – собственности Министерства окружающей среды, – он устремил свой взгляд на девушек из Севильи, одна из которых держала под уздцы ослика, запряженного в кибитку, из которой, в свою очередь, высовывались двое малышей, непрерывно махавших руками, приветствуя, окружавшей их и совершенно незнакомой толпе. Сердце его забилось с необыкновенной силой, когда он разглядел бывшую жену, привлекавшую, вне зависимости от роли, всеобщие восхищенные взоры в народном одеянии испанской крестьянки – и это была та самая женщина, которую он так и не сумел уговорить завести, родить ему ребенка, – не смог, несмотря на непроходящую, как смертельная рана, его любовь к ней.

Музыка вела ее и ее тележку поперек сцены к противоположному холму, и он, чтобы не потерять ее из виду, тоже аккуратно смещался в ту же сторону, делая все, чтобы не попасться на глаза ни одному из тысячи зрителей, глаза которых были устремлены на сцену, радуясь, что задуманное им проходит столь успешно.

Но…

Со своего возвышения на подиуме и с высоты своего роста дирижер заметил блеснувшую серебром голову человека, явно не принадлежавшего к оперной группе, и, задавая взвихренный, энергичный темп, нагибаясь и подпрыгивая, дабы вдохнуть еще больше жизненной силы в музыку Бизе, он не выпускал из вида вторгшегося в его мир незнакомца, который, как ему казалось, уже целится прямо в него, приникая к какой-то трубе, способной снести все вокруг. Но Ури, забыв обо всем на свете, даже не шевелился. Окаменев на краю сцены, он провожал взглядом деревенскую девчонку, пересекавшую сейчас тропинку с другой такой же повозкой, исчезая, скрываясь за соседним холмом. И пока он судорожно пытался сообразить, каким образом сможет продолжать свое наблюдение, его схватили два молодые, но дюжие охранника.

– Пожалуйста, сэр, – произнес один из них, не проявляя, впрочем, никакой враждебности, – если у вас не оказалось денег на билет, вам, пожалуй, лучше всего вернуться домой и прослушать эту оперу там. Здесь вы только испортите свое впечатление от нее.

– Вы абсолютно правы.

В первый момент они уже собрались конфисковать у нарушителя его роскошно выглядевший бинокль, но после того, как незнакомец представился, предъявив им документ чиновника Министерства окружающей среды, который приехал сюда лишь затем, чтобы не допустить превращения Масады в мусорную свалку, они – с некоторым разочарованием – вынуждены были отказаться от этой идеи.

Не дожидаясь окончания первого акта, он уже мчался обратно по направлению к Маале-Адумим. На перевале дороги, ведущей к Иерихону, он ощутил вибрацию мобильника, лежавшего прямо напротив сердца;