История разведенной арфистки

– Послушай. В обращении с галстуками есть свои особенности. Я об этом подумала, как только ты вошел. Я имею в виду не только то, что галстуки тебе вообще не идут в принципе, но и что цвет этого совершенно не подходит к этой рубашке.

– Ерунда. Подходит, и еще как.

– Может быть… если бы речь шла о ком-нибудь другом. У тебя с этим проблема. Со вкусом. Вот почему я всегда должна была помогать тебе. Не может ли сейчас дело быть в том, что твоя жена как следует не обратила внимания на этот галстук, поскольку занималась с детьми?

Он застыл. Незавязанный галстук повис на рубашке.

– Не говори о ней. Это сводит меня с ума.

– Этого совершенно не требуется. Ты ведь пришел сюда не для того, чтобы рехнуться. Чтобы сойти с ума. Да? Тогда для чего же? Может быть для того, чтобы помириться? Если так – я помогу тебе в этом. В примирении. В желании все уладить и взять на себя ответственность за мою часть вины. Только, пожалуйста, оставь в покое галстук.

Внезапно он сдался, как она того и ожидала, стащил галстук с шеи и сунул его в карман, но она тут же извлекла его обратно.

– Нет, – сказала она, – позволь мне сделать все, как на до.

И, расправив и встряхнув его, она протянула ему этот предмет туалета. Но он гордо отвел протянутую к нему руку.

– Ну нет. Теперь держи его. Пусть хоть что-то осязаемое останется, и это не будет воображаемой книгой поэзии. А в случае если кто-либо превратится вдруг в изящного кавалера, будет, по-моему, просто замечательно иметь под рукой подобный галстук.

По ее губам скользнула улыбка, и в первый раз ее пронзило желание коснуться его.

– Еще секунду, прежде чем ты исчезнешь, – сказала она, преграждая ему путь к двери. – Поскольку ты сам упомянул о завершении истории, которую с таким терпением выслушивал бесчисленное количество раз. Сейчас тебе представится шанс взглянуть на истинного главного героя, так сказать, протагониста этой истории… На детскую арфу, которой я и обязана пробудившейся во мне страсти к миру музыки и всего, связанного с нею.

– Арфа?.. Та самая? Такая… маленькая? Старинная?

– Я думала, что папа избавился от нее много лет тому назад, но оказалось, что он засунул ее в кладовку, где мама и Хони нашли ее, когда очищали от хлама квартиру, но эту игрушку оставили, подумав, что она позабавит меня, раз уж я оказалась разлученной с настоящей моей арфой, той, на которой я играю в оркестре.

– Ну и как? Она тебя позабавила?

– Как она могла это сделать?

– Тогда какого черта я буду на нее смотреть?

– Ты не обязан делать это. Но поскольку мы об этом заговорили… а ты никогда ее не видел – у тебя появился шанс…

– Появился шанс? На что? – он покраснел, почувствовав себя оскорбленным. – Ты хочешь сделать из меня дурака, каким я в свое время и стал из-за тебя, бегая за тобой. Но сейчас я здесь только из-за того, что до сих пор скорблю по ребенку, который не появился на свет, когда ты втайне от всех сделала аборт.

И, грубо оттолкнув ее в сторону, он открыл дверь и прогрохотал вниз по ступеням.

42

Горечь и разочарование – вот и все, что осталось у нее на душе, после того как дверь за ним закрылась. Быстро сняв с себя старый банный халат и стянув ночнушку, Нóга надолго встала под душ, а выйдя, позвонила в пансион, чтобы рассказать новости, особенно о фруктах, отдававших, так сказать, дань уважения ее матери, возвращающейся в Иерусалим.

– Что? Фрукты?

– С Ханаанских гор.

– Кто их принес? Померанц собственной персоной или один из его внуков?

– Шайа… который отказался пожать мне руку.

– А с чего бы ему пожимать твою руку? Да, ты ему нравилась, но от этого до женитьбы было так же далеко, как до неба.

– И тем не менее я обиделась. Ведь мы были добрыми друзьями.

– Только на лестничных ступенях. Так на что же ты обиделась?

– Ну, верно… нет тут ничего такого, чтобы на него обижаться. Но есть повод, чтобы обидеться на собственную мать, которая чужому, в сущности, человеку сообщает о решении, которого двое собственных ее детей ждут и не могут дождаться.

– Скажи честно, моя милая, какого решения ты ожидала от меня, после того как заявила, что знаешь лучше, чем я сама, что у меня в голове.

– И тем не менее… всегда у нас существовали какие-то правила общения… Что-то вроде протокола, которого мы всегда в семье придерживались. Разве нет?

– Вот здесь ты права. Но поскольку, как я поняла, я не смогу удивить тебя своим решением, мне пришлось сделать это самим способом обнародовать его.

– Что ж… Ты в этом преуспела. А Хони?

– Этим вечером он услышит его от меня. Но сомневаюсь, что он удивится. Этот дом для престарелых, жизнь в нем даст бесценный опыт для каждого из нас троих.

– При отсутствии иного выбора.

– Ты должна эти фрукты съесть. Иначе они испортятся и пропадут.

– Мы уже немножечко съели…

– Похоже, что, пожив в Иерусалиме, ты по-королевски начала обращаться к себе на «вы».

– Не совсем. Ури, который внезапно появился, получил свою порцию адресованного тебе подарка.

– Невероятно!

– Можешь мне поверить.

– И на этот раз он появился – вот так просто?..

– Именно так. Просто.

– И на этот раз у него не было намерения испугать тебя?