История Рильке и Родена. Ты должен измениться

Она умоляла Рильке вспомнить, как маленькой семьей в верпсведской коммуне они делились счастьем, любовью к искусству и Бетховену. Благодарила за то, что выслал последнюю свою книгу – «прекрасную». И тотчас накинулась на манеру письма поэта: если решит ответить на письмо, то «прошу, молю, заклинаю, оставь свои шарады. Мой муж и я – простые люди и с трудом выносим загадки, после них только болит голова, да и сердце тоже».

Через два дня Рильке нанес ответный уничижительный удар. Он упрекал Беккер, что любви ее, должно быть, не хватает силы, если в час нужды она не коснулась его новоиспеченной жены. Неужели самолюбие затмило для нее новообретенное счастье подруги? Почему нельзя просто понять, что он и Клара многим пожертвовали, чтобы жить вместе?

Поэт напомнил Беккер, что она сама всегда восхваляла склонность подруги к уединению. А теперь лицемерно порицает то, что раньше воспевала. Не лучше ли «с упоением» ждать, когда Клара «откроет врата нового уединения и впустит тебя. Ведь и я молчаливо и с полным доверием жду за вратами». А затем добавил, озвучив самый живучий свой миф о браке: «Главнейшая задача двух людей в союзе, по моему мнению, – оберегать одиночество друг друга».

И Беккер сдалась. Неважно, насколько корыстна была риторика Рильке, – спорить с такой величественной подачей было не под силу. Ответ она написала только в своем дневнике, заметив, что в первый год после свадьбы чувствовала безутешное одиночество, облегчить которое могла одна лишь Клара Вестхоф. Вероятно, их пути никогда больше не пересекутся – с болезненным осознанием приходится смириться.

Паула все глубже погружалась в уныние, и Модерзон винил в этом Рильке и Вестхоф. В своем дневнике он жаловался, что они ни разу не побеспокоились о работе Паулы и ни разу ее не навестили.

Рильке нисколько не преувеличил трудности, с которыми столкнулась семья в те дни, и себялюбие тут не при чем. Отцовство лишило его стипендии, которую он получал в наследство от дяди Ярослава, пока учился в университете. Творчество тоже почти не приносило дохода. Критики разгромили сборник рассказов «Последний в их роду», и книжные магазины с трудом его продавали.

Между тем, провалилась художественная выставка, которую Рильке организовал в Вене и Берлине. Издатели пренебрегали его книгами, а газеты не брали на должность художественного критика. Он надеялся, что соберет подходящие университетские рекомендации и получит ученую степень, но и на это тоже требовались деньги, которых не было.

Отец предложил Рильке место в пражском банке, но в ответ поэт заявил, что ему тошно от такого предложения. Пришлось бы бросить все, чего он так тяжело добивался, и вернуться к тому, от чего бежал. В этом «холоде все умрет». Конечно, отец действовал из лучших побуждений, но почему же он не понимал, что такая работа убьет творчество? Почему искусство часто рассматривают как высокомерие? Для Рильке искусство было долгом, чем-то вроде обязательного прохождения военной службы. Он решил, что скорее умрет от голода сам и заморит голодом семью, чем поступит на работу в банк. Такая судьба – это «смерть, но смерть жалкая».

Наконец весной 1902 года немецкий издатель Ричард Мутер сказал Рильке, что готовит цикл монографий о художниках, в который войдет работа Юлиуса Майера-Грефе о Мане и работа самого Мутера о Леонардо да Винчи. Мутер знал, что поэт только закончил монографию о художниках Ворпсведе, и предложил написать еще одну – о Родене. Плата составляла жалкие 150 марок, но Рильке отчаянно нуждался в деньгах и согласился не раздумывая. В глубине души он сознавал, что уцепился за возможность сбежать из дому, прочь от угнетающих семейных будней. Его охватила жажда «настоящих чувств, настоящей жизни в настоящем мире», как было до женитьбы. Переехав в Париж, он сможет «работать в библиотеках, собраться с мыслями и написать о Родене, которого давно боготворит и обожает».

Решение Рильке об отъезде через пару месяцев после рождения дочери многие восприняли, как непростительный эгоизм. «Сначала жениться и завести ребенка, а потом думать о заработке – до чего же гнусно», – писал в дневнике Модерзон. Однако Клара Вестхоф вынужденно воздержалась от сильных возражений, поскольку сама способствовала встрече как бывшая ученица Родена, воспользовавшись старыми связями. Она даже отправила скульптору несколько изображений своих работ, чтобы напомнить о себе. Ответа долго не было. Так вышло, что Роден в это время был в Праге, где проводилась крупнейшая выставка его работ. Следом скульптор отправился на Венский сецессион, чтобы взглянуть на выдающийся цикл Густава Климта «Бетховенский фриз». Когда Роден увидел картины вживую, он взял Климта за руку и сказал: «Вы прекрасный художник! Вы понимаете свое ремесло!»

В июне Роден вернулся в Париж и получил письмо от Рильке, в котором поэт сообщал, что осенью намерен посетить город и провести исследования для монографии о скульпторе. Он также умолял Родена «хоть слово» написать Вестхоф, которая с волнением ждала признания учителя.