Спустя несколько дней после того двор 6 ноября воротился в столицу в сопровождении дворянской рати, члены которой щедро были награждены прибавкой поместий и денежных окладов. Вскоре потом царевна начальником Стрелецкого приказа назначила человека ловкого и вполне ей преданного, думного дьяка Федора Леонтьевича Шакловитого. В правительственных актах перестали употреблять название «народной пехоты». Однако вкоренившийся между стрельцами дух своеволия и самоуправства еще давал себя знать некоторыми вспышками. Но Шакловитый, опираясь на Софью, сумел скоро его укротить решительными мерами, не отступая и перед смертной казнью. Притом наиболее беспокойные стрельцы были переведены из столицы в украинные города, а на их место призваны люди более надежные. В первое время стрельцам даже запрещено было ходить по Москве при оружии, которое дозволялось иметь только караульным; между тем как придворным чинам, приказным людям и даже боярским слугам велено быть вооруженными50
.Справясь с движениями стрелецким и раскольничьим в столице, Софья могла теперь обратить внимание на другие дела управления, внутренние и внешние. Главным ее советником и помощником явился князь В.В. Голицын.
Подобно Хованскому, бывший потомком Гедимина князь Голицын, как известно, выдвинулся при Федоре Алексеевиче, милостивым расположением которого он пользовался. В первый же год своего царствования Федор пожаловал его из стольников прямо в бояре. Во время Чигиринской войны с турками он был главным воеводой запасной рати, которая собиралась в Севске, но, по-видимому, непосредственного участия в боях не принимал. При отмене местничества, как мы видим, он является председателем комиссии, назначенной по сему вопросу. Сближение его с Софьей, очевидно, относится еще к этому царствованию. При начале ее правления ему было лет около сорока или с чем-нибудь, и он имел уже почти взрослого сына Алексея. К нему, как открытому западнику и наиболее образованному вельможе, перешло наследие Ордина-Нащокина и Матвеева, то есть Посольский приказ или ведомство Иностранных дел, и он награжден пышным титулом «Царственный болыпия печати и государственных великих посольских дел сберегателя». Некоторые иностранные свидетельства изображают его большим почитателем европейцев, особенно французов, человеком очень умным и настолько образованным, что он мог с западными посольствами поддерживать разговор на латинском языке. Его московский дом был убран в европейском вкусе; тут виднелись потолки с изображением солнца, луны, планет, знаков зодиака, с лицами пророков и пророчиц, портреты русских государей и королевских особ, заграничные зеркала, статуи, картины, географические чертежи, мебель с резьбой, обитая бархатом или золотной кожей, часы стенные и столовые с изваянными фигурами, немецкий барометр и тому подобное. Библиотека его заключала в себе много книг русской и заграничной печати, а также немало и рукописных. Кроме немецких изданий, были в особенности книги на польском языке или русские переводы с польского. Содержание библиотеки очень разнообразное. Тут встречались и завещание византийского царя Василия Македонянина сыну его Льву Философу, и Магометов Алькоран, и грамматики разных языков, конский лечебник, календари, иллюстрированная естественная история, судебник, летописец, родословец, Соловецкая челобитная, история о Могилоне Кралевне, ратные уставы, землемерие, сочинения Юрия Крижанича, наставление посольствам, о комедийном или театральном искусстве и так далее. Но любопытно, что при своем выдающемся для того времени образовании Голицын в некоторых отношениях не стоял выше народной массы. Например, он держался свойственных ей суеверий, верил в приметы и колдовство. Так, некий Бунаков подвергнут был жестоким пыткам по обвинению в том, что «вынимал княжий след», то есть с дурным намерением подбирал землю там, где проходил князь.
При всем своем уважении к западной культуре вообще и к польской в особенности, и Софья, и ее главный советник князь В.В. Голицын неуклонно продолжали водворение крепостного права и жестокие меры против раскола.